Master: stronger and hotter on the inside
Писалось в те времена когда я начинал фапать на Россия/Германия, но еще толком не отождествлял Пруссию с Германией х) ну я просто "великий историк" ога)) потом уже исправился и сейчас пишу немного другой фик на ту же тему) Поэтому кривость именно была в фактах, а так вроде бы нормально получилось)
Внимание: не бечено
Автор: Арен-тян
Фэндом: Hetalia Axis Powers
Название: Уроки доверия
Рейтинг: NC-17
Жанр: неужели ангст? оО
Статус: закончено
Размер: миди
Персонажи/пары: Россия/Германия, Германия/Россия, Латвия, Литва, Эстония, Украина, Белоруссия, Пруссия, Англия, Франция и Италия.
Предупреждение: слеш, яой, POV Германии
Аннотация: «Я спал. Мне снилась война».
От автора: давнооо я капаю слюнями на этот пейринг =) к тому же, я мог немного переврать историю, так что простите заранее, я старался соответствовать ей, как можно точнее. хотя все равно кривовато вышло =\
Дисклеймер: все – Химаруя Хидеказу
Тайминг: Сразу после Второй Мировой войны
читать дальшеЯ не помню, кто выстрелил последним – кто-то из союзников или Россия. Я не помнил даже как упал.
«Это конец», - подумалось мне. Все вокруг поглотила тьма.
Я спал. Мне снилась война. Холодная, но жестокая. Мне снилось, что меня распилили пополам. Снилось, что половину меня отдали союзникам, а половину – России. И пока мне это снилось, я продолжал беспокоиться. Италия же идиот, сможет ли он защитить себя? Я надеялся, что мои тренировки не прошли даром. Но, что же случилось со мной?...
Я спал. Но однажды, я проснулся…
- …Почему мы должны за ним ухаживать, Латвия?… – все жутко болело. Голова в первую очередь. Я попытался открыть глаза. Сил не было даже на это.
- Ты же знаешь, Россия-сан распорядился, - я пытаюсь открыть глаза. Я различаю голоса, видимо здесь кто-то есть.
- Но он же такой страшный. А что если он проснется? – наконец-таки приоткрываю веки. В глазах мутно, но я различаю какие-то образы.
- Россия-сан тоже страшный, Эстония-кун. И думаю ослушаться его страшнее, - в комнате явно кто-то есть. Даже трое. Вдруг, боль накрывает меня волной, и я застонал, дернувшись.
- А-а-а! Он проснулся, Эстония-кун! Что делать? Мне страшно! – голова чертовски болела. Перед глазами немного прояснилось, и я увидел троицу прибалтов, которые с ужасом смотрели на меня. Латвия и Литва спрятались за Эстонию, а тот старался выглядеть не испуганным. Получалось плохо.
- Пожалуйста, не делайте нам больно, Германия-сан, - пробормотал кто-то из них. Кажется, Литва. Тут открылась дверь и кто-то вошел. Прибалты были в смятении, то ли броситься к нему, ища защиты, то ли шарахнуться в страхе. Выбрали первое.
- Что случилось? – я по голосу узнал его. Брагинский. – А, ты проснулся, Людвиг?
Он наконец попал в поле моего зрения. Он улыбался. Вечно он улыбается.
- Наверное голова болит, - продолжил Россия. – Какая жалость. Ну, ничего. Поболит и пройдет.
- Мы пойдем, Россия-сан? – подал голос Эстония.
- Идите, - он даже не обернулся на них. Смотрел прямо на меня. Изучающе так, пронзительно, словно бы видел меня насквозь. Я никогда не мог понять, что творится у него в голове, так и сейчас не понимал.
- Что… произошло?... – я попробовал говорить. На второй вопрос сил не было.
- Война кончилась. Ты проиграл, - ответил Иван. – У нас с союзными странами случились кое-какие… разногласия, и мы решили поделить твою страну. Половина досталась мне. И поэтому ты здесь, - он взял что-то со стола и сел на стул рядом с кроватью. Я повернул голову. В руке у него была тарелка. Только тогда я наконец почувствовал запах еды. Какая-то каша на воде, но мне было не столь важно. Я вдруг осознал, что чертовски голоден. Все, что сказал мне Россия, доходило толчками. То, что я проиграл, я уже понял, но поделить меня… я ведь теперь никто. Просто зависимая страна, причем раздробленная. И, несмотря на это, я очень хотел есть. И это мне казалось первоочередно важным. Я наверно так смотрел на тарелку, что Иван заметил.
- Проголодался, Людвиг? – улыбнулся Брагинский. – Хотя оно не удивительно, столько здесь провалялся.
Он взял ложку, почерпнул каши и протянул ее к моему лицу.
- Ешь, - я не стал искать подвоха. Если бы хотели убить – убили бы еще тогда, а не выхаживали. А если я ему для чего-то нужен, то значит, буду жить. Он так и кормил меня с ложки постной кашей, которая была просто манной небесной. Настолько я был голоден. Когда на тарелке ничего не осталось, внезапно меня сморило, захотелось спать. Я еще слишком слаб, нужно набираться сил.
- Спи, Людвиг, - улыбнулся он мне. Я закрыл глаза и практически сразу провалился в сон. Брагинский не ушел сразу, я чувствовал. Посидел немного, а затем вышел из комнаты. Тогда-то ко мне снова пришли сны…
Снег. Снег для меня был не в новинку, но здесь он был какой-то другой. Русский, по-другому и не скажешь. Его следы были хорошо видны, и я бежал с винтовкой наперевес. Нет, чертов русский, не убежишь. Я слышал, как он бежит где-то впереди, закрытый от меня метелью. И хотя следы вели меня, я не мог выстрелить, не видя цели. Однако вдруг пуля вонзилась в снег прямо у моих ног. Брагинский стреляет, даже не видя меня. Черт. Ускоряю шаг. Впереди мелькнула темная фигура. На бегу скидываю винтовку, прицеливаюсь и палю. Иван хватается за плечо и оступается. Я уже четче различаю его, но упрямый русский, зажимая рану, продолжает бежать.
- Стой! Стой ты, черт! – кричу я ему и снова стреляю. В этот раз промахнулся. Потом мне начинают попадаться алые капли на снегу. Он снова поворачивается и стреляет из пистолета. Первым выстрелом мне сбило фуражку, а вторым обожгло руку. Царапина, у него рана серьезнее. Видимо у Брагинского кончились патроны, потому что он бросает оружие в снег. Я вскоре нагоняю его и сваливаю на холодный снег.
- Сдавайся, Россия! – крикнул я ему в лицо. Иван только улыбнулся. Он всегда улыбается. Всегда. И поэтому я не удержал кулак и врезал. Его голова дернулась в сторону, русский застонал и ударил меня лбом. Я навалился сверху сильнее и начал его избивать. Тот яростно мне отвечал, несмотря на кровотечение. Я почувствовал, что во мне что-то вспыхнуло. Животное желание, взять Брагинского прямо здесь, на снегу. Тот отбивался, но я был сильнее. Истязал его тело, оставляя отметины, раны, а затем взял. Жестко поимел, прямо на холоде. Брагинский не дергался. Как оказалось, дожидался моего оргазма, чтобы сбросить с себя, врезать локтем в висок и отбиться. После этого ситуация кардинальным образом изменилась, меня начали вытеснять. И откуда еще силы у Ивана после всего?… Потом я снова проснулся.
Проснулся я не там, где засыпал. Шея жутко затекла и я поморщился. Я выпрямился и открыл глаза. И увидел разглядывающего меня в упор Брагинского. Попытался отшатнуться и понял, что привязан к стулу.
- Не дергайся, Людвиг, - он снова улыбнулся. – Все в порядке. Ты полностью здоров.
- Какого черта ты привязал меня к стулу? – вдруг воскликнул я.
- Не кричи, пожалуйста, все уже спят. Да и день у меня выдался не простой, - тихо попросил Россия. Было что-то в его голосе, заставившее подчиниться. В конце концов, я был слаб, я был на его территории, я принадлежал ему. Он мог делать все, что захочет и я не смогу ему помешать. И это меня беспокоило больше всего. Что Брагинский решил со мной сделать? Пытать? Избивать? Калечить? Я не мог ничего прочитать в его глазах. В них отражается лишь метель. Та самая метель 1942 года, что я видел во сне…
- Ты боишься меня, Людвиг? – оказывается, Иван не отрывал от меня взгляда. – Почему же?
- Я не боюсь, - свой голос вдруг показался хриплым, чужим каким-то. Я даже закашлялся.
- Что ж, ты вполне мне это доказал, когда пошел на мою страну. Но опроверг, когда убегал в Берлин, сверкая пятками, - его улыбка опала. – Почему ты так поступил? Мы же договаривались.
Я попустил голову. Ну да, «пакт о ненападении». Он что, действительно думал, что какая-то бумажка меня остановит?
- Ты еще скажи, что не ожидал этого, - усмехнулся я куда-то в пол и потом поднял взгляд.
- Почему же? – удивляется Россия. – Ожидал. Но я надеялся на твою благоразумность. Неужели ты такой же самоуверенный как твой старший брат?
- Гилберт умер, а его столица называется Калининградом, если ты не забыл, - ответил я. Воспоминания о Пруссии казались неуместными.
- И это должно было послужить тебе уроком, - продолжал Иван. – Или ты решил лично проверить насколько крепки грабли?
«Как мило ты сравнил себя с граблями. Колхозник, блин», - фыркнул я, но сказал другое:
- К чему ты ведешь? Ты хочешь пробудить во мне угрызения совести? Или это такая прелюдия перед местью? Что ты задумал, Россия?
- Я ничего не задумал, Людвиг, - искренне удивляется Иван. – Если ты не заметил, то ты теперь живешь в моем доме, ты питаешься едой, которую я тебе даю, ты живешь по моим правилам. Ты теперь тоже член семьи. Иначе, зачем мне выхаживать тебя?
- Тогда зачем все это? Зачем ты связал меня? – я пытался увидеть хоть намек на ложь, на лукавство, на то, что Брагинский не договаривает. Я не видел ничего.
- Я хочу, чтобы ты научился доверять мне, - ответил он. Я искренне удивился, это было неожиданно. – Пока что я еще сам не могу тебе доверять и поэтому связал. Ты еще слаб, я бы не хотел тебя калечить, если бы ты вдруг стал бросаться на меня.
- Я не привык делать бесполезные попытки, - ответил я, словно бы давая согласие на то, что сопротивляться не стану. Да меня никто и не спрашивал. Здесь все так: не станешь дергаться – выживешь. Я хотел жить, очень хотел. Повисла пауза, Брагинский все еще разглядывал меня. Даже не садился, а стоял напротив и смотрел сверху вниз. То развлечение такое у него? Или что вообще?
- Мне было больно, Людвиг, - вдруг прервал молчание Иван. Я вскинул голову, пытаясь понять, что он имеет в виду, говоря об этом. Он не осуждал и не жаловался, а словно бы… каялся. Я молчал.
- Я покажу, - он не торопясь размотал шарф, расстегнул пальто, закатал рукава на рубашке и расстегнул пуговицы. Я впервые увидел его шрамы. Были едва заметные, а были большие. В детстве Ивану пришлось многое пережить. Вот, например тот, что на шее и уходящий на спину – явная отметина орды. Самый заметный среди всех, но были и свежие. Они со временем зарубцуются, но не до конца. Он подошел ближе и оголил отметку на груди, почти у самого плеча, над сердцем.
- Ты попал вот сюда, - сказал Брагинский. Мне вдруг захотелось прикоснуться, но я не мог, поэтому просто смотрел. Он показал мне руку. – А ее ты мне сломал. Долго срасталась, я думал, не скоро заживет. Болит кстати до сих пор.
Я увидел на руке небольшой рубец, видимо там кость проткнула плоть и кожу.
- И вот здесь, - Брагинский повернул шею. – Ты укусил меня.
Да, я различал отметки зубов, хотя прошло много времени. Потом он протянул руку и положил ладонь напротив моего сердца.
- А я выстрелил сюда, - усмехнулся он. – Ирония судьбы, почти в то же самое место, только ниже. Я уже испугался, что в сердце попал.
Я молчал, хотя хотелось что-то сказать. Это все взволновало меня. Словно что-то проснулось внутри. Совесть? Или что это? Я ведь не жалею, что на нем остались мои отметки, нет. Я жалею, что его отметка осталась на мне и что она самая заметная. Брагинский заставил меня взглянуть ему в глаза.
- Мне было больно, - повторяет он. – Могу ли я доверять тебе?
У меня перехватило дыхание. Я знал, что нужно что-то сказать, хотя бы кивнуть, а я не мог оторвать взгляда от его глаз. Он словно бы парализовал меня. Мой взгляд метался, но я не мог себя заставить не смотреть. И тогда он поцеловал меня. Не жестко, не властно, а просто поцеловал, мягко, легко, с небольшим нажимом. Я порадовался тому, что больше не нужно смотреть и отвечал. Он зарылся рукой в мои волосы и целовал. Я считал, что Иван будет бить меня, будет жестким, решит отплатить мне за все, что я с ним сделал, но он был нежен. А потом медленно отстранился, заставив потянуться за собой, ведь разрывать поцелуй я не хотел. Он взглянул на меня и оттер капельку слюны на нижней губе. В моих глазах видимо так читался вопрос «Почему?», что он ответил:
- Ты видимо считал, что я решил поквитаться с тобой, избить до полусмерти, пытать каленым железом, разрезать по кусочкам. Нет, я не стану этого делать. Как минимум из-за того, что я не могу избивать беззащитных.
Он начал одеваться. Так же неспешно, как и разделся.
- Ты даже не слаб, ты уязвим настолько, что любой бы мог уничтожить тебя, но ты не беспокойся, - Россия застегнул пальто и повернулся, - я буду защищать тебя. Ты член семьи, хоть и не до конца пока. – Иван завязал шарф. – Позже придет Наташа и развяжет тебя, а потом отправит спать. Не делай глупостей, Людвиг. Каждое лишнее движение может оказаться фатальным. Спокойной ночи.
И ушел, оставив меня в ворохе собственных чувств и мыслей. Я все еще ничего не мог понять. Совершенно ничего.
Когда я уснул, то снова увидел сон…
Было-таки достаточно холодно, я держался за руку старшего брата. Он, в полном обмундировании, сосредоточенно смотрел куда-то вдаль.
- Русские уже здесь, - проговорил Гилберт.
- Гил, что мне делать? – спросил я тогда.
- Ничего. Жди меня здесь, Людвиг, - Пруссия отпустил мою руку и побежал ближе к озеру. Отсюда я мог хорошо видеть сражение. Дрались они не очень долго, после нескольких залпов стрел и недлинного сражения «стенка на стенку» что-то громко хрустнуло и русские вдруг стали отступать. Возрадовавшиеся тевтонцы не стали преследовать армию, паля лишь из луков. Треск стал еще громче, а затем лед под войсками брата провалился.
- Гилберт! – я кубарем слетел с холма и побежал к кромке воды. Оттуда выбирались те, кто был ближе к берегу.
- Гилберт! – снова позвал я, высматривая пестрое обмундирование брата и его светлую макушку. Но никто не появлялся.
- Брат! – да, Пруссия был старшим, но я тоже уже не настолько маленький, чтобы бездействовать. Еще пара веков и я буду с него ростом!
- Гилберт! Вылезай, Гилберт! – звал я. По поверхности озера одиноко плыла его треугольная шляпа, лед начал сходиться. Я уже подумывал плыть за ним, как за лед около моих ног схватилась рука. Брат выбрался из воды и отдышался.
- Брат, ты в порядке? – спросил я, вызвав недовольный взгляд Пруссии.
- Ни черта я не в порядке. Чертов лед треснул, а русские сразу дали деру. Больше половины наших утонуло, а они наверняка ждут на другом берегу целехонькие. Так что я ни хрена не в порядке, Людвиг, - он подхватил свою шляпу, выжал и водрузил на голову. Брат был очень зол. Потом вздохнул и взял меня за руку. Она была холодной, как лед.
- Идем, Людвиг. Кажется, даже русская земля против нас. Проклятое место и русские эти как заговоренные, - ворчал он.
Я держал его за руку и шел рядом, радуясь, что брат остался жив. А потом снова проснулся, даже не сразу поняв, что Гилберта уже нет в живых.
- Я вижу, что ты уже проснулся, - окликнул меня жесткий голос Наташи. Она меня почему-то особенно невзлюбила. Мой личный тюремщик. Она не спускает с меня глаз в отсутствие Брагинского. Насколько я понял, это он ее попросил.
- Поднимайся, завтрак ждет, - сказала Беларусь. – Чистая одежда на стуле, умывальник найдешь.
И вышла. Но явно не ушла. Будет ждать. Ее нельзя судить по внешнему виду, вокруг этой девушки всегда клубилась какая-то злая аура, а в глазах таилась невиданная жестокость. Сразу видно, сестра Ивана. Я встал и умылся, а потом надел чистую форму. Она у меня осталась прежней, Брагинский видимо не спешил рядить меня в свои цвета. Может оно и к лучшему.
Завтракал я, молча, на дальнем краю стола, отделившись от прибалтов. России не было. Где он мог пропадать, я не имел понятия. Русская кухня была не так уж и плоха, хотя я уже начинал скучать по пиву с сосисками. Но картошка с луком тоже ничего.
- Россия-сан последнее время часто его навещает, - услышал я тихий голос Эстонии.
- Да, нашел новую игрушку. Не знаю, что он там с ним делает, но я заранее сочувствую ему, - ответил Латвия.
- По крайней мере, он до нас меньше докапывается, - вздохнул Литва. – И погоди уж Германии сочувствовать. Уже и про войну забыл?
Я даже на секунду замер, а потом услышал голос Натальи у самого уха. Жесткий, но тихий:
- Попробуешь украсть нож или вилку – с утра можешь не досчитаться нескольких конечностей, - предупредила она и снова встала позади меня. – Не думай, что мне так нравится с тобой возиться. Если бы Ваня не попросил, то и на сто метров к тебе не подошла. И чего он нашел в тебе?
Это что, ревность? Она ревнует меня к Брагинскому? М-да, видимо мое появление гораздо сильнее всколыхнуло этот дом, чем сначала казалось. Я доел и встал из-за стола. Прибалты притихли. Я решил больше здесь не оставаться и вышел из столовой. Арловская по пятам следовала за мной. Я прошел по какому-то коридору и вышел в большой холл. Вниз вели две лестницы с расстеленными на них красными коврами. Я спустился по одной из них и подошел к окну. Снаружи стояла осень, было немного слякатно. Неожиданно залаяла собака на цепи, и я увидел Брагинского. Он только вернулся и выглядел несколько измученным. Пес громко лаял на него, высказывая свое недовольство. Я вообще очень любил собак, у меня не одна была дома в Берлине. Этот пес был породистый, горластый, молодой. Скалился и рычал, что, видимо, не очень понравилось проходящему мимо Ивану.
- Прекрати, - попросил он. Псу было, мягко скажем до лампочки. Я знал такую категорию собак, они долго не признают хозяев.
- Я просил тебя замолчать, - эта интонация была мне знакома в голосе России. Он устал, он был раздражен, а ему не хочет даже цепная собака подчиняться. Лучше бы бедному псу перестать лаять, но он явно не понимал, всей опасности своего положения. В третий раз Иван повторять не стал. Просто вырвал из руки часового ружье и выстрелил. Этот выстрел словно бы прошел сквозь меня: я вздрогнул, сердце, кажется, пропустило удар, дыхание на секунду сорвалось, а глаза расширились. Пес тихо заскулил и упал. Брагинский отдал ружье часовому и пошел в дом. Встретив меня и Наталью практически на пороге, он улыбнулся.
- Хорошо спал, Людвиг? – спросил он.
- Зачем ты застрелил собаку? – напрямую спросил я.
- Мне не нужны дети, которые не могут играть по правилам, - почти сразу ответил Брагинский. – Спасибо, Наташа, я сам займусь Людвигом. Можешь идти.
- Не увлекайся слишком, братец, - она снова одарила меня горящим взглядом и ушла.
- Выпьешь со мной немного, Людвиг? – улыбнулся Россия. Разве я мог сказать «нет»?
В небольшом кабинете было довольно светло. Я сел в первое подвернувшееся кресло, а Брагинский вытащил из стола бутылку и два стакана. Судя по всему, дела у него шли не очень хорошо, уже второй раз я вижу это выражение усталости на его лице.
- Как там дела в мире? – спросил я, стараясь вызнать хоть что-то о том, что творится за пределами дома. Россия вздохнул, откупорил бутылку и налил мне немного.
- Не скажу, что спокойно, - ответил Брагинский, наливая себе куда больше. – Я полночи провел на переговорах с Англией. Старый маразматик, чтоб его.
И выпил почти все залпом. Я взял свой стакан и последовал его примеру. Водка обожгла горло, но я не закашлялся, вытерпев.
- Прости, закусить нечем, - Брагинский смотрел куда-то в окно. Видимо переговоры не очень удались. – Освоился тут?
- Прибалты у тебя шуганные, - усмехнулся я.
- Уж какие есть, - ответил Иван. Неожиданно вспомнился эпизод с собакой. Иногда казалось, что Брагинский просто не понимает, что так делать нельзя. Вырос на условиях войны и все никак не может заключить перемирие с самим собой.
- У тебя есть мечта, Людвиг? – вдруг спросил Иван.
- Ну… я не знаю. Подумать надо… - начал было я.
- А у меня есть, - Россия упорно не смотрел на меня. Это было как минимум странно, после того, как он почти в упор разглядывал меня вчера. Я вдруг осознал, что он возможно совсем не спал сегодня.
- Какая? – вдруг спросил я.
- Я хочу, чтобы мы все жили в теплом месте, где растет много подсолнухов, и никто ни с кем не воевал. Это было бы хорошо, правда?
Я словно бы не узнавал его. Такая мечта у столь пугающего человека, как минимум казалась странной. Вдруг в дверь постучали, и лицо Брагинского несколько изменилось. Мечтательное выражение опало, как осенние листья.
- Можно, - ответил Иван.
- Россия-сан, вам письмо от Польши, - зашел в комнату Латвия.
- Польши? – он принял конверт, открыл и быстро пробежал глазами по строчкам. Лицо его снова стало каким-то усталым, не очень довольным. – Похоже, мне снова придется уехать.
Он взял бутылку со стола и налил себе еще, выпив все сразу. Бутылка перекочевала Брагинскому за пазуху, а он повернулся ко мне.
- Можешь посидеть здесь. За той дверью есть библиотека, если станет скучно, - сказал Россия. – Если что-то будет нужно, спросишь Латвию. Да, ведь? – он улыбнулся прибалту, который спешно закивал. – Наталью я больше приставлять не буду. Я ведь могу тебе доверять, Людвиг?
Я вдруг неожиданно онемел. Почему-то я теперь понимал, почему прибылты такие зашуганные. Я тоже кивнул.
- Ну и чудно, - он улыбнулся и вышел. – Латвия, скажи Литве, чтобы собирался со мной.
Они вышли, и я поймал на себе быстрый взгляд прибалта, пока не закрылась дверь. Он словно бы… сочувствовал мне. После я слонялся почти весь день без дела, пока не нашел какую-то интересную книжку и просидел до ночи. Россия пока еще так и не вернулся. На выходе из кабинета я приметил небольшой канцелярский ножичек на столе. Я вдруг почувствовал, что должен обязательно украсть его, что он может дать мне какой-то путь на волю. Маленький шанс. В ушах словно бы снова прогремел сегодняшний выстрел. Если есть хотя бы маленькая, мизерная надежда, любая возможность, то я должен ей воспользоваться. Поэтому сунул ножичек за пояс и прикрыл курткой, а потом пошел к себе. Иван сейчас очень устал и если вернется, тут же свалится спать. Это был мой шанс. И я намерен был им воспользоваться.
Иван все же вернулся. Оказывается, его спальня была соседней. Я выбрался из постели спустя полчаса после его прихода. Наверняка он уже должен спать. На цыпочках я вышел из своей комнаты и подобрался к соседней. Света там не было, значит, уже спал. Медленно и насколько возможно тихо я открыл дверь и вошел, сжимая в руке ножичек. У Брагинского была широкая двуспальная кровать, на которой он и развалился, едва прикрывшись одеялом.
«Ну хоть не спит голым, как Италия», - подумалось мне. Он был полностью открыт для удара, но его лицо было на удивление умиротворенным и даже… немного милым. Я замешкался всего ненадолго, а потом подошел, оперся на край кровати, чтобы достать и с силой замахнулся, когда услышал тихое:
- Мама… мама…
Иван приоткрыл глаза, а я замер с занесенным ножом. Но судя по всему, он все еще спал. Небольшой лунатизм после долгого бодрствования иногда случался. Я старался не потревожить его, чтобы не проснулся. Почти не дышал.
- Ты жива, мама?… - спросил он меня. Я, ясное дело, промолчал. Вдруг он схватил меня за руку и потянул на себя. Я потерял равновесие, выронил ножичек и рухнул на кровать. Брагинский схватил меня в медвежьи объятия, так и не проснувшись, но блокировав меня. Я старался не шевелиться, даже не дышать чего уж там, чтобы вырываться. Иван прижал меня к себе сильнее, ткнулся носом в плечо и снова прошептал:
- Мама…
Неожиданно я понял, бесполезно ждать, пока отпустит. Поэтому вздохнул и устроился поудобнее. Что же подумает Иван, найдя меня утром в своих объятиях, я решил не предполагать. Утром все и так узнаю. Это была первая ночь, когда я не увидел сновидений.
Утром я проснулся в кровати один. Я очень удивился, но видимо Россия решил не будить меня. Я снова обдумал то, что произошло. Жестокая страна, мечтающая о теплом месте с подсолнухами, зовет почившую мать по ночам. Что ж, Брагинскому удавалось удивлять меня снова и снова. Встретившийся мне на выходе из спальни Ивана Эстония только удивленно посмотрел на меня, поправил очки и проследовал дальше. Я боялся даже подумать, что прибалт мог подумать.
«Все идет наперекосяк», - вздохнул я. Подхватив свою одежду, я направился к душевой, которую приметил еще вчера. Очень хотелось помыться. Повоевав немного с русской сантехникой, мне это таки удалось. Я подошел к небольшому зеркалу над раковиной и посмотрел на себя. Щетина уже успела немного отрасти, хотя не была так уж заметна, а светлые волосы было нечем пригладить в привычную прическу. Я зачесал их назад как смог и оделся. На завтрак я пришел последним, но на меня обратили не так уж много внимания. На завтраке присутствовала старшая сестра России – Ольга. Она о чем-то неустанно щебетала, успевая ухватить немного салата. Прибалты слушали ее, хотя Эстония без зазрения совести пялился не ее огромную грудь, а Литва изредка косился на сидевшую рядом Белоруссию. Меня заметили, когда я сел за стол и взял свою порцию. Снова повисла неуютная тишина, и я почти давился завтраком. Я чужой здесь, не здесь мне нужно быть. Когда я доел, то Наташа подала голос:
- Брат сказал, что тебе можно выйти во двор, но только надень пальто, что на вешалке. Там сейчас прохладно, - тоном диктора сказала она и продолжила есть. Прибалты одарили меня странным взглядом, а Украина продолжала ничего не понимать. Когда я выходил, то услышал ее тихий вопрос:
- А что он здесь делает?
- Брат его трахает, - даже не прикрываясь, не понижая голоса, ответила Наташа. Я чувствовал спиной ее взгляд. Она хотела, чтобы я услышал. Теперь все это переросло из ревности в ненависть. Я от такой дерзости даже обернулся. Разве я стану молчать?
- Это клевета! – воскликнул я, что прибалты немного сжались. На Белоруссию это не произвело впечатления.
- Тогда что ты делал в комнате брата с утра? Почему спал с ним в обнимку? Скажешь, не было этого? – прищурилась она.
- Я не сплю с Брагинским, - уверенно заявил я и вышел, хлопнув дверью. Лучше уж прогуляться на воздухе, чем торчать в этом доме.
Пальто было тоже не Брагинского, а мое. Он что, мою квартиру ограбил? Хотя, они же вошли в Берлин тогда. Мало ли что могло случиться. Я чуть ли не с благодатью вышел под прохладный ветер.
За оградой по улице ходили люди, а я чувствовал себя пленником. Брагинский сказал, что доверяет мне, хотя на улицу не выпускает, но это и так максимум, что можно выжать. Сначала отозвал Наташу, затем позволил свободно ходить по дому, а за тем и во дворе. Я натянул перчатки, что лежали в кармане и сделал пару шагов от крыльца. Мой взгляд натолкнулся на будку с цепью. Неожиданно мне стало жаль Ивана. Его ведь никто не научил различать грани хорошего и плохого. Все свое детство он видел войну, так что, что же хорошего могло из этого выйти? Я подошел к будке, и неожиданно оттуда высунулась морда пса. Это была уже другая собака. Тому псу быстро нашли замену. Он лениво вылез из своего домика и обнюхал меня, приветственно завиляв хвостом. Я улыбнулся и присел, чтобы потрепать пса по холке. Все-таки, собак я всегда очень любил. Проведя во дворе несколько часов, я слегка замерз и отправился в дом. Пес провожал меня как-то грустно, словно расставаться не хотел. Я снова улыбнулся, хоть с кем-то в этом доме у меня сложились хорошие отношения. Когда я вошел, меня встретила смущенно улыбающаяся Ольга. Я удивленно посмотрел на нее, и та начала:
- Брат просил передать, чтобы, как только ты вернешься, зашел к нему в кабинет, - затем замялась. – И прости Наташу. Она слишком любит Ваню. С ее стороны это было нехорошо.
- Все в порядке, Украина-сан, - кивнул я. – Я зайду к России.
Она кивнула и куда-то спешно удалилась. Такое ощущение, что она вынудила себя сделать это. Просто мера приличия? Возможно. Или же Брагинский обо всем узнал и…
Что ж, в любом случае сейчас меня ждет встреча с Иваном. Тот сидел в кресле и рассматривал бумаги, вздыхая каждый раз.
- О, Людвиг, - улыбнулся он. – Хорошо погулял?
- Нормально, - кашлянул я. – И еще, я хотел поговорить про…
Неожиданно меня просто вытолкнули из прохода, и в кабинет влетел черно-белый вихрь. Брагинский вскочил со своего места с распахнутыми от страха глазами. Насколько я понял из лежаче-сидячего положения, вихрем была Белоруссия.
- Брат! Зачем ты сделал это?! Я не желала перед ним извиняться, а тем более, чтобы за меня извинялась Оленька! – она демонстративно ткнула в меня пальцем, что мне не очень понравилось. Брагинский же, судя по выражению лица, боялся Наталью. В прочем, я бы тоже испугался, когда так врываются.
- Погоди, сестра, - примирительно стал махать руками Россия. – Все-таки Людвиг теперь не просто наш гость, мы должны уважать друг друга…
- Ах, уважать! – взорвалась Наташа. – Почему ты меня тогда не уважаешь, брат? Я же так люблю тебя, я хочу, чтобы мы стали едины! Почему ты не хочешь взять меня в жены! Почему мое законное место в твоей постели занимает какой-то мужлан, неотесанный немец, невежда! – она все еще не смотрела на меня, но тыкать в мою сторону стала куда активнее. Мужлан? Невежда? Неотесанный немец? Я уже чувствовал, как закипаю.
- Наташа, все совсем не так, как тебе сначала показалось, - снова натянуто улыбнулся Иван. Он явно был рад, что их разделяет стол. – Людвигу стало страшно одному, и он пришел ко мне. Ты тоже так делала когда-то…
- Он еще и темноты боится?! – воскликнула Беларусь. – Да где ты его откопал вообще?!
- Дамочка, я попросил бы… - я поднялся на ноги.
- Иван! Я не хочу больше этого терпеть! Ты должен выбрать между мой и ним! – Арловская полностью меня игнорировала. Это тоже раздражало. Брагинский бросил на меня взгляд, в котором отчетливо читалась паника и призыв о помощи. И что же он ждет от меня?
- Я не могу так выбирать! – возмутился Россия. – В другое время может быть, но не сейчас…
- Почему? Почему же? – допытывалась она.
- Потому что Людвиг мне сейчас очень нужен. Он наш главный фронт в холодной войне. Точнее его половина…
- Это тебя не оправдывает! – воскликнула Арловская. Она схватила с полки какую-то книгу и швырнула в брата. Тот вовремя увернулся. Следом полетела вторая, третья… пока что «заговоренный» Брагинский уворачивался, но не вечно же ему будет везти! Надо что-то сделать.
- Эй, прекрати! Дамочка, чего разошлась-то, - я дернул ее за плечо. Наталья тут же перестала меня игнорировать, переключив весь гнев с Ивана на меня. Это, наверное, было моей главной ошибкой. Она без всяких церемоний, развернулась в мою сторону и врезала ногой прямо в пах. Надо сказать, неслабо так врезала. Я тут же пискнул, сдвигая колени и прикрывая руками проблемное место. Мало сказать, что было больно. Было ОЧЕНЬ больно. Однако видимо на этом Арловская утихомирилась и вылетела из кабинета. Иван выбрался из-под стола, облегченно вздохнув.
- И в кого она у нас такая? – пробормотал он. Только потом он уже соизволил заметить, в каком я состоянии. – Больно, да?
Он поморщился и выбежал в коридор с воплями:
- Латвия! Эй, Латвия!
Прибалт отозвался, держа расстояние.
- Не будешь так любезен принести что-нибудь холодное. Пакетик льда или еще что? – услышал я медовый голос.
- Д-да, сейчас, - прибалт быстро сорвался с места, не желая больше уединяться с Россией. Тот вернулся в кабинет, где я уже успел пристроиться к креслу.
- Сейчас водки налью, - спохватился Россия. Ну да, верный медикамент на все случаи жизни у русских – это водка. За столь долгое время в этом доме я начал относиться к Ивану с меньшей опаской. Разве он хоть раз сделал что-то такое, за что можно было бы ему не доверять? Ну, кроме того эпизода с собакой. Он ни разу не попытался ударить меня или отомстить, даже когда я заявился к нему ночью с ножом, то и тогда не стал устраивать разборок, хотя возможно все это впереди. Наверное, я стал немного… доверять ему. К тому же, сегодня я узнал некоторые важные сведения.
«Холодная война», - вспомнил я. Причины войны были очевидны – разногласия в политическом строе. Недавние союзники лишь поделили военную добычу и начали скалиться друг на друга. А фронтом в этой войне стала моя разрозненная страна. Что ж, это и моя вина тоже. Тут Иван сунул мне стакан с водкой, и я выпил, не пререкаясь. Тут прибежал Литва и отдал пакет со льдом. Иван ему улыбнулся и тот поспешил ретироваться. Пакет льда оказался очень кстати.
- Ты все-таки прости Наташу, - Брагинский тем временем придвинул к моему креслу столик со стулом и уселся на него верхом. – Она у нас такая… импульсивная иногда. А вообще она у нас настоящая красавица…
- И давно она хочет за тебя замуж? – поинтересовался я, принимая еще порцию водки.
- Достаточно давно, - как-то натянуто засмеялся Россия. – Она начала забывать родной язык и вообще все это стало у нее какой-то навязчивой идеей. Я думал, что после вступления в союз она угомонится, но она видимо хочет большего.
- Понятно, - пробормотал я. Брагинский наливал мне еще и еще, не забывая самому прикладываться к бутылке.
- Тебе уже лучше, Людвиг? – поинтересовался он, когда перед моими глазами уже мутилось. Я потерял счет времени, боль отступила куда-то на задний план, затихая. И хотя все вокруг размывалось, лицо Ивана я видел отчетливо.
- Я в порядке, - кивнул я. Неожиданно в голове снова возникли образы, связанные с эти улыбающимся лицом. Долгая вражда, войны, тот случай в 42-м и тогда, когда он привязал меня к стулу. Он сказал, что научит меня доверять ему… неужели я сказал это вслух?
- Да, я говорил, - кивнул Брагинский. – И я думаю, пора нам продолжить уроки.
Он достал из кармана черную ленту и приблизился ко мне. Наверное, если бы я не выпил так много, то попробовал бы отстраниться, что-то бы заподозрил, но сейчас дал завязать себе глаза. Я услышал звук отодвигаемой мебели, видимо Брагинский расчищал пространство.
- Встань, - попросил он. Я поднялся, и он отодвинул кресло ближе к стене, а затем прошагал куда-то в центр комнаты. – Отлично. Теперь слушай, что я тебе говорю, и дойди до меня.
- Я не понимаю, зачем это…
- Ты же должен мне доверять, верно? – я словно бы почувствовал, что он улыбнулся. – Давай, сделай шаг вперед.
Я чувствовал себя немного дураком. Что за игры снова у России? Однако шаг сделал. Меня немного шатало после выпитого, но равновесие я держал.
- Еще вперед, - сказал Россия. Я сделал шаг и намеревался сделать второй, когда меня предостерегли: - Осторожно, стол. Возьми чуть левее.
Это напоминало абсурд. Но я шел. Упрямо шел, пока сам Россия тоже перемещался. Однако, вычислив его по голосу, я таки схватился за край его шарфа.
- Поймал, - усмехнулся я.
- Да, - засмеялся Иван, но развязывать мне глаза не спешил. – Открой рот.
- Зачем? – удивился я.
- Просто открой. Ничего страшного я с тобой не сделаю, - я послушался, даже скорее от любопытства, чем от желания. Он слегка поцеловал меня, подразнив языком, дождавшись моего ответа, а потом отпрянул и сунул мне в зубы какую-то железку.
- Это трензель, не беспокойся, - объяснил Иван. Как будто мне стало от этого легче. – Просто доверься мне, ладно?
Я подавил желание выплюнуть неприятную на вкус железяку и кивнул. Что же творится у него в голове? Новый способ поиграть со мной?
- Встань на четвереньки, пожалуйста, - и надавил мне на плечо так, что я на них не встал, а почти упал. Он быстро обошел меня и оседлал, нагнувшись к самому уху.
- Однажды я побывал в Америке, где полно одичавших лошадей. Альфред предложил мне усмирить одну, уверенный, что я не смогу. С норовом попался мустанг, но все равно оседлал, хотя брыкался так, словно я его резать хотел. А ведь смог. Потом на нем и ездил по Америке. Приходилось, правда, натягивать вожжи так, что конь почти глотал трензель, но иначе он слушаться не хотел, - он сопроводил свои слова тем, что натянул поводья и заставил меня запрокинуть голову. Я не двигался, хотя хотелось брыкаться, как тому коню, про которого рассказывал Россия. – Ты почти как он. Только ты делаешь вид, что подчиняешься. Делаешь вид, что доверяешь, а на деле готовишь мне нож в спину, жаждешь уйти отсюда, независимости хочешь. Я не виню тебя, я бы сам дрался до последнего вздоха. Поэтому я предельно осторожен. Хотя тогда ночью меня спасла случайность, верно?
Я молчал, сипло дыша, пытаясь куда-то пристроить язык, чтобы ему не мешал трензель. Та часть меня, что была диким чистюлей, молила о том, чтобы эти приспособления оказались чистыми. А потом на ум пришла та ночь…
«Мама… ты жива, мама?...» - это был голос не этого России. Это был голос потерявшегося ребенка.
- Я не стану тебя вынуждать, я не стану ничего делать насильно, но ты сам понимаешь, что нужно подчиняться. Что иначе тебе не справиться, - он был так близко, почти прижимался ко мне. В голове мутилось от выпитой водки, а вся эта ситуация вдруг стала… заводить меня. – Я клянусь, что не сделаю тебе ничего плохого. В ответ ты должен поклясться, что не ответишь ножом в спину. Идет?
Я хотел кивнуть, но он так сильно натянул поводья, что я не мог головой двинуть, только дышать то носом, то ртом. Я все еще сдерживался, чтобы не брыкаться. Россия сильнее меня. И к тому же, я ему нужен, так что он не причинит мне вреда. А вот помучить немного, унизить – вполне. Терпи, Людвиг. На кону твоя жизнь.
- Помнишь 42-й год? – прошептал Иван. Его рука скользнула по моей груди, нашаривая пуговицы. – Тогда, когда ты прострелил мне плечо.
Он чуть опустил поводья, словно позволяя мне отвечать. Я кивнул. Забыть такое, как же…
- Знаешь, Людвиг мне тогда было больно, холодно, неудобно. Ты бил меня, несмотря на то, что я не сопротивлялся. Ты играл не по правилам, - говорил Иван. Расстегнул мою форму, скользнув рукой вдоль торса, задев через майку ставшие чувствительными соски, а затем начал теребить ремень на брюках. Я слегка дернулся.
- И, несмотря на это, - Брагинский быстро справился с поясом и скользнул мне в штаны, нащупывая член, а потом шепнул: - Мне понравилось.
Я слегка застонал, закусив трензель сильнее. Он делал все, что хотел. Трогал, где хотел, ласкал, шептал что-то на ухо, а я при этом не мог ничего поделать. Я дурел от того, что не могу ничего сказать, от того, что ничего не вижу, от того, что не могу вырваться из-за насевшего на меня Ивана и от того, что мне это действительно нравилось. Честно сказать, я был бы не против, даже если бы он меня трахнул прямо здесь. Я вообще считал, что он именно так и поступит, но Россия лишь дал мне кончить с хриплым стоном через трензель в зубах и упасть на пол. Брагинский отошел от меня, вытащил откуда-то влажное полотенце и вытер все, что я запачкал. Затем снял повязку с уздечкой и запахнул. Я лежал не в силах пошевелиться. Перед глазами плавали какие-то разноцветные точки, все мутилось. Брагинский подошел ко мне, наклонился и приподнял голову, чтобы слегка поцеловать. У меня не осталось сил, чтобы элементарно ответить, поэтому я наблюдал за Россией. Оказывается, он во время поцелуя не всегда закрывает глаза. Иван оторвался от меня и слегка улыбнулся.
- За это ты мне и нравишься. Ты можешь быть настолько же жестоким и сильным, насколько сейчас выглядишь милым и беззащитным, - сказал он. А затем подхватил на руки. Я лениво следил глазами за тем, куда он меня несет, а затем уткнулся Брагинскому в живот и уснул прямо у того на руках.
В этот раз мне приснился Италия.
- Что же делать? Что же делать? – метался он по комнате, чуть ли не со слезами на глазах. – Что же случилось с Дойцу? Как мне теперь защищаться? Я ведь так боюсь…
Я хотел окликнуть его, но голос вдруг пропал. Хотел коснуться, но мои пальцы прошли сквозь него. Я словно призрак…
- Дойцу бы знал, что нужно сделать, - размышлял Венециано. – Он ведь такой сильный и храбрый, а я наверное мешал ему все это время.
Италия вдруг замер посередине комнаты и шмыгнул.
- Дойцу наверное ненавидит меня, потому что я был таким бесполезным, - заревел он. Я только закатил глаза.
- Италия! Прекрати реветь! Возьми себя в руки! Если враг на подходе нужно встречать его с оружием, слышишь?! – выпалил я. Но видимо Варгас не слышал меня. Я услышал шаги. Кто-то приближается.
- Вставай и дерись! Защити себя и страну! Ты же мужчина! – воскликнул я, но без толку.
- А-а-а! Кто-то идет. Страшно-страшно, - сжался Италия.
- Какой идиот… - пробормотал я. Зря я что ли его тренировал?
- Дойцу говорил, что если враг на подходе, то нужно… съесть пасты? Угостить врагов пиццей? Нет, не то… взять белый флаг? Нет, точно! Взять оружие!
В дверь начали тарабанить, пока Италия вытаскивал откуда-то из-за шкафа винтовку.
- Молодец, Италия! – воскликнул я. Все-таки он не такой уж и глупый.
- Эй, Италия! Открывай! – крикнули из-за двери. Кажется, это Англия. Как жаль, что не удалось тогда вывести его из войны…
- Закопал голову в песок, любитель пиццы?! – это уже Альфред. Чертов выскочка! – Германия повержен, так что теперь твоя очередь!
- Дойцу? – откликнулся Италия. Вот полудурок, нужно было стрелять по двери! – Что вы сделали с Дойцу?
- Не твоего ума дело. Сдавайся, у тебя нет другого выхода! – дверь упорно не поддавалась Кёркленду.
- Сдаться? – услышал Варгас заветное слово. Я уже решил, что все кончено. Для него это было бы лучше, но… - Нет! Дойцу сказал, чтобы я не сдавался всякий раз, как увижу врагов! Я не боюсь вас, пожиратели гамбургеров!
«А что же голос-то такой неуверенный?» - вздохнул я. Я нервничал. Что же такое случится с Италией? Не проще бы было сдаться этим двоим? Ну, что ж, сам выучил, теперь смотри на плоды.
- Кого ты тут назвал пожирателем гамбургеров, пастоядное! – взорвался Артур. – Напросился!
- У меня винтовка есть! Не подходите! – заорал Венециано и выстрелил. Жаль только стрелять я его так и не научил. Пуля улетела в стену, а разозленные Англия и Америка выломали дверь. Джонс выбил у Италии из руки ружье, а второй приложил прикладом по голове.
- Италия! – воскликнул я. Подонки, нашли кого по голове бить!
- Что вы сделали с Дойцу?... Где Дойцу?... – всхлипывал Варгас.
- Мы выбьем из него эту дурь. Он забудет все, что ему там втюхал Германия, - сказал Англия.
- Мы сделаем тебя свободным от чертовых фашистов, слышишь?! Дядя Альфред спасет тебя, - улыбнулся Америка и вырубил Венециано уже окончательно.
- Италия! Италия! – я не мог ничего сделать. Артур и Альфред волоком потащили Варгаса из комнаты. – Будь мужчиной, Италия! Не сдавайся! Разве не этому я тебя учил?!
Все вокруг меркло, я терял их из виду.
- Эй, Италия! Ты слышишь меня?! Италия!!! – все вокруг поглощала тьма, а потом я проснулся, по инерции сев на кровати и выдохнув последнее «Италия».
За окном едва-едва пробивалась полоска рассвета, я проснулся слишком рано. Вся майка была насквозь мокрой от пота, волосы прилипли к лицу. И только тогда я заметил, что нахожусь не в своей комнате.
«Это же…» - догадался вдруг я и хотел выбраться отсюда немедленно, но звякнула цепь и я остановился. Оказывается, моя левая рука была пристегнута к правой руке…
- А? Ты проснулся, Людвиг? – высунулся из-под одеяла Брагинский.
- Эй! Какого черта? – я дернул руку, привлекая к наручникам внимание. – Что это за хрень такая? Чего ты приковал меня?
- Чтобы не убежал, - засмеялся Иван. – Откуда я мог знать, чего ты учудишь, обнаружив себя в моей постели?
- Зачем ты вообще меня сюда приволок? – возмутился я.
- Мне понравилось с тобой спать, - улыбнулся Россия. – К тому же, от Наташи можно ждать чего угодно, так что это для твоей безопасности тоже.
- Брагинский! – дернулся я. – Расскажи мне, что стало с Италией!
- А? – он сел. – Это все из-за того кошмара? Ты все стонал «Италия… Италия…»
- Расскажи мне! – я навалился на него, прижимая к кровати. – Что с ним стало? Что сделали с Венециано после войны?
- Да ничего такого, - пожал плечами Иван. – Вроде как Альфред с Артуром свергли в его стране фашизм, помяли его немного, но он почти не сопротивлялся. Скулил только, да плакал.
- Что с ним сейчас? Он зависим от кого-то? Оккупирован? В подчинении? Что с ним, черт возьми?! – я волновался за Италию. Сон оказался совсем не сном. Как и обычно в этом доме.
- Он твой единственный друг, да? – усмехнулся Россия. – Что ж, с Италией все в порядке, он все такой же раздолбай, каким был. Жив, здоров и пожирает пасту вместе со своим братом Романо. Только вот вряд ли он снова будет твоим другом после обработки Альфреда.
Я вздохнул и отпустил Россию. Снова звякнула цепь.
- Отстегни меня, мне нужно в душ, - попросил я. Я уже боялся спать в этом доме.
- Расстроился, - вздохнул Россия и полез куда-то в прикроватную тумбочку. – Знаешь, они ведь меня тоже не любят.
- Кто? – по инерции спросил я.
- Ну прибалты. Оля тоже последнее время недовольна. Наташа раздражается чаще обычного… - я даже повернулся. – Мне кажется, что скоро это перерастет во что-то большее.
- Распад? – предположил я. Из-за этого Россия даже замер и опустил глаза. – Ты настолько их любишь?
- Они – моя семья, - снова улыбнулся Иван. – Я не хочу потерять их. Что я делаю не так? Почему они не довольны? Я ведь так стараюсь…
- Россия… - на секунду мне даже стало его жаль. Как он сказал: ты можешь быть настолько сильным и жестоким, насколько милым и беззащитным сейчас выглядишь? А не про себя ли ты это говорил?
- В любом случае, я потерял ключ… - почесал затылок Иван.
- Что?! – воскликнул я. – Как ты мог его потерять? Ты его специально спрятал!
- Какая разница, в любом случае, ключа нет, - развел руками Брагинский. – Да ничего страшного, вместе помоемся.
- Это, вообще-то мое личное пространство! – воскликнул я.
- Ну как хочешь, ходи грязным. А я еще посплю и все равно пойду, - пожал плечами Брагинский. После слов «ходи грязным» меня передернуло. Я даже возненавидел свою маниакальную тягу к порядку и чистоте.
- Ладно, - согласился я.
- У меня личная душевая есть, вон там, - встал Иван и потянул меня за собой. Насколько я понял, Россия не комплексует никогда и не по какому поводу. Да и зачем? Его страна – самая большая в мире, он имеет большое влияние, часто выходит сухим из воды, чтобы потом наступить на какие-нибудь грабли. Да и вообще, вполне хорош собой, несмотря на то, что на его теле осталось множество едва заметных и несколько крупных шрамов. Я не сразу понял, что рассматриваю Ивана, пока тот раздевается. Однако Брагинский еще как заметил и поэтому хитро прищурил глаза, улыбаясь. Я немного смутился и разделся сам. Иван благородно уступил мне место под лейкой душа, и я включил прохладную воду. Так вот закроешь глаза и будто бы нет этого всего. Не было войны, не было поражения, нет раздробленности моей страны, нет волнения о несчастном дураке-Италии, нет Ивана Брагинского, к которому я прикован наручниками, нет того, что мы с ним сейчас оба в душе. Нет ничего этого. Нет, нет, нет…
- Потереть спинку, Людвиг? – спросил Брагинский. Я открыл глаза и обернулся. Он улыбнулся и махнул мне мочалкой. Неожиданно для себя я вдруг словно бы взглянул куда-то вглубь фиолетовых глаз. Он улыбается, как и всегда, но в глубине его души – ледяная метель и одинокий маленький мальчик со слезами на глазах, терзаемый ветром, кутающийся в шарф, а в его опущенной руке – засохший подсолнух. И он один там. Мальчик зовет кого-то, но его совсем не слышно в метели. Совсем не слышно…
- Что-то случилось, Людвиг? Почему ты плачешь? – я вдруг вышел из транса. Плачу? Я протер глаза и лизнул руку. Соленая. Господи, чего это я? Это же Брагинский.
- Это вода, - ответил я и снова повернулся. – Попала в глаз, вот и…
- Что ты увидел? – спросил он. Повисла пауза, а потом я все же ответил:
- Когда ты все-таки вырастешь? – улыбнулся я.
- Тогда же, когда ты перестанешь быть таким сентиментальным. И как ты вообще войну затеял? – засмеялся Иван.
- Некоторое приходится подавлять в себе, - ответил я.
- А ты не подавляй, - ответил Россия. – Не подавляй, Людвиг. Ты помнишь, чем это обернулось тогда?
Он стоял слишком близко. А потом прикоснулся к левой лопатке, очертив пальцем шрам.
- Насквозь вышла, да? Моя пуля, - пробормотал Россия. – А твою потом пришлось вытаскивать. Раздробилась на несколько частей и рану пришлось расковырять так, что казалось, все плечо мне наружу вытащили. Это очень больно.
- Знаю, - ответил я. Почему он всегда подходит так близко? И стоять приходится полубоком, из-за наручников. Я повернулся к нему лицом и тот взглянул мне в глаза. Я не мог знать, что он увидел там, но почему-то улыбнулся чуть шире и легко поцеловал. Никогда не мог понять, почему не могу противиться его поцелуям и прикосновениям.
- Я пытался научить тебя доверять мне, - пробормотал он мне в губы. – Скажи, получилось ли у меня?
- Да, - кивнул я. – Получилось. И от этого, мне как-то не по себе.
- Возможно, ты привыкнешь, - улыбнулся Иван. – А теперь я хочу отомстить тебе.
Я вздрогнул. Знал же, нельзя ему полностью доверять.
- Ты не бойся, я не стану тебя ни бить, ни калечить, - он слегка отстранился. – Возможно, тебе даже понравится. Идем.
Он одним движением завернул краны и вытащил меня из душа. Я не мог отчетливо мыслить, он просто тащил меня за собой до комнаты и там свалил на постель. Не дав мне опомниться, начал целовать, подхватив меня под коленом.
- Это за 42-й год. Только сегодня будет лучше. Гораздо лучше, - сказал Брагинский, на секунду отрываясь от меня. Только тогда я в полной мере осознал, как именно Брагинский решил мстить.
- Скажи, ты только для этого измывался надо мной все это время? – спросил я.
- В какой-то мере, - неопределенно ответил Иван. Ему не нравилось растрачивать слова. А потом он целовал меня так долго, что голова закружилась, гладил грудь, спускаясь ниже. Его движения были немного грубоватыми, но я бы удивился, если бы он решил со мной осторожничать. Все эти его «уроки доверия» произвели на меня какое-то странное действие, потому что, даже находясь в его плену, я был готов отдаться ему, был готов верить ему. В какой-то момент все вдруг встало с ног на голову. Я даже был немного рад той боли от его проникновения. Она позволяла ощутить, что все это реальность. Ничто не привязывает к реальности так сильно, как боль. Когда он размеренно двигался, держа меня за ногу под коленом, я вдруг ощутил, насколько он на самом деле силен. И я пытался сокрушить его? На что я надеялся? Если бы не его разруха внутри страны, то он бы стал еще более сильным. Настолько сильным, что смог бы завладеть всем миром.
«Ну, не знаю, как насчет всего мира, но мной он владеет прямо сейчас», - подумалось мне. Я до крови кусал зубы, стараясь не шуметь, принимал его поцелуи, даже пытался двигаться сам и от этого небольшого бунта против его власти, Россия только сильнее сжал мое бедро, двигаясь в рваном ритме.
- Пожалуйста… не сдерживайся, Людвиг… - сказал он мне. – Не подавляй… я же просил тебя.
Я больше не стал. Да и дальше это было невозможно. Сдерживать эти стоны. Пусть думают, что хотят. Все и так считают, что я с ним сплю. Игрушка России, да? Может быть. Но независимости я все еще хочу. Я добьюсь объединения страны и тогда… тогда… ох, черт…
Волна прокатилась по моему телу, заставляя выгнуться и застонать в голос. Грудь и живот обожгло собственным семенем и я замер. Следом кончил и Иван, до боли впившись мне в бедро рукой. Знатный синяк там останется. Потом он вышел из меня до конца и посмотрел прямо в глаза. Мы оба тяжело дышали, а я снова почувствовал дикую усталость, словно бы меня выжали до капли или даже высосали.
- Гораздо лучше, чем в 42-м, не находишь? – усмехнулся мне Брагинский. Я продолжил приводить дыхание в норму, а тот снова улыбнулся:
- Если бы ты только видел, насколько ты великолепно красив, когда обессилен и беспомощен. Ради этого зрелища я готов даже завоевать тебя.
- Даже не думай об этом, - наконец ответил я.
- Знаю, - кивнул Иван. – С сегодняшнего дня ты свободен. Давай, объединяй свою страну, поднимай ее из грязи и из-под чужих флагов. Я хочу видеть, как ты процветаешь.
- Ты серьезно? – удивился я.
- Абсолютно. Пришло время тебе покинуть этот дом, который ты так не любишь. Но перед этим тебе придется снова сходить в душ.
- Расстегни уже наручники. Игра окончена, - я сел и потряс цепью. Брагинский отвел взгляд и почесал голову.
- Но я действительно не могу найти ключ. Я его правда потерял. Прости… - натянуто улыбнулся он.
- Чего?! – возмутился я. Чертов русский! Да какого хрена?! – Как ты мог потерять его?! Как нам теперь их снять?! Надо цепь перерезать!
- Эй! Давай хоть штаны наденем перед этим! У меня тут девушки в доме, если не забыл. Да и Латвия тоже очень впечатлительный, - окликнул меня Россия, когда я уже вскочил с кровати. Я с руганью пополам начал искать свою одежду. Откуда мне было знать, что Наташа в это время удовлетворенно отошла от двери, крутя на пальце украденный ночью ключ.
После всего бедлама я покинул дом Ивана. Меня никто не провожал, включая самого Россию. Как оказалось, его дела шли не лучшим образом. Я начал выводить страну из состояния раздробленности, и вскоре все части были объединены в Федеративную Республику Германия. Буквально через год распался Советский Союз. От него отделились все прибалты, и даже Белоруссия с Украиной. На первом всемирном собрании Иван не появился, но зато я встретился с Италией.
- Дойцу, - натянуто улыбнулся Венециано. Рядом с ним стоял хмурый Романо. – Ты таки смог восстановиться. Я рад за тебя.
- Италия, ты… - начал я, но не смог ничего подобрать. Россия предупреждал меня. – Если я тебя обидел, то прошу у тебя прощения.
- Англия и Америка говорили, что ты плохой, что ты использовал меня, но это ведь все в прошлом. Ты можешь на меня рассчитывать, если в что, - улыбнулся Варгас.
- Я рад, что ты не пострадал, - кивнул я.
***
- И так, я объявляю новое собрание от… - начал Альфред, но вдруг дверь открылась, и появился Россия. Большинство стран с недоверием посмотрели на него.
- Простите, я немного опоздал, - улыбнулся Иван.
- Ничего-ничего, - как-то быстро отмахнулся Америка, стараясь вернуть все внимание к себе. – Ну, раз теперь все в сборе…
Все собрание я ловил себя на том, что изредка скашиваю взгляд в сторону Брагинского. Его соседи по столу были явно не больно счастливы сидеть рядом. Практически все оглядывались на него с явным недоверием, опаской. Я не знал почему, но меня это слегка задело. Неужели он настолько привязал меня к себе? Я еще когда уходил из его дома, понял, что не могу теперь относиться к России плохо. Потому что после всего, что я с ним сделал во время войны, он ни разу не сделал мне больно, не разграбил мою страну, не вел ее к упадку, к уничтожению. Диктаторство еще можно было понять, как вынужденную меру. Я бы на его месте поступил иначе. На выходе я задержался, чтобы встретиться с ним. Тот выплыл из своих мыслей и удивленно посмотрел на меня.
- Людвиг? Ты что-то хотел? – спросил он.
- Э-э… да, - слегка замешкался я. – Может приедешь ко мне в эту среду? Я хотел бы обсудить с тобой договор об экспорте и импорте сырья…
- Это было бы очень кстати, - улыбнулся Брагинский. – Я приеду.
- Тогда до среды, - я протянул ему руку.
- Ага, - он пожал ее. – Мне пора уже.
- Да, увидимся, - кивнул я и пропустил его. Замешкавшиеся в зале Англия, Америка и Франция только переглянулись. Я же смотрел Ивану вслед. Да, после всего я не мог больше не доверять ему. Конечно, я не мог слепо верить всему, но все же… может я стал немного понимать его? Возможно. Но я был бы не против, если бы мы в будущем стали друзьями. И мне так кажется, что он тоже.
Внимание: не бечено
Автор: Арен-тян
Фэндом: Hetalia Axis Powers
Название: Уроки доверия
Рейтинг: NC-17
Жанр: неужели ангст? оО
Статус: закончено
Размер: миди
Персонажи/пары: Россия/Германия, Германия/Россия, Латвия, Литва, Эстония, Украина, Белоруссия, Пруссия, Англия, Франция и Италия.
Предупреждение: слеш, яой, POV Германии
Аннотация: «Я спал. Мне снилась война».
От автора: давнооо я капаю слюнями на этот пейринг =) к тому же, я мог немного переврать историю, так что простите заранее, я старался соответствовать ей, как можно точнее. хотя все равно кривовато вышло =\
Дисклеймер: все – Химаруя Хидеказу
Тайминг: Сразу после Второй Мировой войны
читать дальшеЯ не помню, кто выстрелил последним – кто-то из союзников или Россия. Я не помнил даже как упал.
«Это конец», - подумалось мне. Все вокруг поглотила тьма.
Я спал. Мне снилась война. Холодная, но жестокая. Мне снилось, что меня распилили пополам. Снилось, что половину меня отдали союзникам, а половину – России. И пока мне это снилось, я продолжал беспокоиться. Италия же идиот, сможет ли он защитить себя? Я надеялся, что мои тренировки не прошли даром. Но, что же случилось со мной?...
Я спал. Но однажды, я проснулся…
- …Почему мы должны за ним ухаживать, Латвия?… – все жутко болело. Голова в первую очередь. Я попытался открыть глаза. Сил не было даже на это.
- Ты же знаешь, Россия-сан распорядился, - я пытаюсь открыть глаза. Я различаю голоса, видимо здесь кто-то есть.
- Но он же такой страшный. А что если он проснется? – наконец-таки приоткрываю веки. В глазах мутно, но я различаю какие-то образы.
- Россия-сан тоже страшный, Эстония-кун. И думаю ослушаться его страшнее, - в комнате явно кто-то есть. Даже трое. Вдруг, боль накрывает меня волной, и я застонал, дернувшись.
- А-а-а! Он проснулся, Эстония-кун! Что делать? Мне страшно! – голова чертовски болела. Перед глазами немного прояснилось, и я увидел троицу прибалтов, которые с ужасом смотрели на меня. Латвия и Литва спрятались за Эстонию, а тот старался выглядеть не испуганным. Получалось плохо.
- Пожалуйста, не делайте нам больно, Германия-сан, - пробормотал кто-то из них. Кажется, Литва. Тут открылась дверь и кто-то вошел. Прибалты были в смятении, то ли броситься к нему, ища защиты, то ли шарахнуться в страхе. Выбрали первое.
- Что случилось? – я по голосу узнал его. Брагинский. – А, ты проснулся, Людвиг?
Он наконец попал в поле моего зрения. Он улыбался. Вечно он улыбается.
- Наверное голова болит, - продолжил Россия. – Какая жалость. Ну, ничего. Поболит и пройдет.
- Мы пойдем, Россия-сан? – подал голос Эстония.
- Идите, - он даже не обернулся на них. Смотрел прямо на меня. Изучающе так, пронзительно, словно бы видел меня насквозь. Я никогда не мог понять, что творится у него в голове, так и сейчас не понимал.
- Что… произошло?... – я попробовал говорить. На второй вопрос сил не было.
- Война кончилась. Ты проиграл, - ответил Иван. – У нас с союзными странами случились кое-какие… разногласия, и мы решили поделить твою страну. Половина досталась мне. И поэтому ты здесь, - он взял что-то со стола и сел на стул рядом с кроватью. Я повернул голову. В руке у него была тарелка. Только тогда я наконец почувствовал запах еды. Какая-то каша на воде, но мне было не столь важно. Я вдруг осознал, что чертовски голоден. Все, что сказал мне Россия, доходило толчками. То, что я проиграл, я уже понял, но поделить меня… я ведь теперь никто. Просто зависимая страна, причем раздробленная. И, несмотря на это, я очень хотел есть. И это мне казалось первоочередно важным. Я наверно так смотрел на тарелку, что Иван заметил.
- Проголодался, Людвиг? – улыбнулся Брагинский. – Хотя оно не удивительно, столько здесь провалялся.
Он взял ложку, почерпнул каши и протянул ее к моему лицу.
- Ешь, - я не стал искать подвоха. Если бы хотели убить – убили бы еще тогда, а не выхаживали. А если я ему для чего-то нужен, то значит, буду жить. Он так и кормил меня с ложки постной кашей, которая была просто манной небесной. Настолько я был голоден. Когда на тарелке ничего не осталось, внезапно меня сморило, захотелось спать. Я еще слишком слаб, нужно набираться сил.
- Спи, Людвиг, - улыбнулся он мне. Я закрыл глаза и практически сразу провалился в сон. Брагинский не ушел сразу, я чувствовал. Посидел немного, а затем вышел из комнаты. Тогда-то ко мне снова пришли сны…
Снег. Снег для меня был не в новинку, но здесь он был какой-то другой. Русский, по-другому и не скажешь. Его следы были хорошо видны, и я бежал с винтовкой наперевес. Нет, чертов русский, не убежишь. Я слышал, как он бежит где-то впереди, закрытый от меня метелью. И хотя следы вели меня, я не мог выстрелить, не видя цели. Однако вдруг пуля вонзилась в снег прямо у моих ног. Брагинский стреляет, даже не видя меня. Черт. Ускоряю шаг. Впереди мелькнула темная фигура. На бегу скидываю винтовку, прицеливаюсь и палю. Иван хватается за плечо и оступается. Я уже четче различаю его, но упрямый русский, зажимая рану, продолжает бежать.
- Стой! Стой ты, черт! – кричу я ему и снова стреляю. В этот раз промахнулся. Потом мне начинают попадаться алые капли на снегу. Он снова поворачивается и стреляет из пистолета. Первым выстрелом мне сбило фуражку, а вторым обожгло руку. Царапина, у него рана серьезнее. Видимо у Брагинского кончились патроны, потому что он бросает оружие в снег. Я вскоре нагоняю его и сваливаю на холодный снег.
- Сдавайся, Россия! – крикнул я ему в лицо. Иван только улыбнулся. Он всегда улыбается. Всегда. И поэтому я не удержал кулак и врезал. Его голова дернулась в сторону, русский застонал и ударил меня лбом. Я навалился сверху сильнее и начал его избивать. Тот яростно мне отвечал, несмотря на кровотечение. Я почувствовал, что во мне что-то вспыхнуло. Животное желание, взять Брагинского прямо здесь, на снегу. Тот отбивался, но я был сильнее. Истязал его тело, оставляя отметины, раны, а затем взял. Жестко поимел, прямо на холоде. Брагинский не дергался. Как оказалось, дожидался моего оргазма, чтобы сбросить с себя, врезать локтем в висок и отбиться. После этого ситуация кардинальным образом изменилась, меня начали вытеснять. И откуда еще силы у Ивана после всего?… Потом я снова проснулся.
Проснулся я не там, где засыпал. Шея жутко затекла и я поморщился. Я выпрямился и открыл глаза. И увидел разглядывающего меня в упор Брагинского. Попытался отшатнуться и понял, что привязан к стулу.
- Не дергайся, Людвиг, - он снова улыбнулся. – Все в порядке. Ты полностью здоров.
- Какого черта ты привязал меня к стулу? – вдруг воскликнул я.
- Не кричи, пожалуйста, все уже спят. Да и день у меня выдался не простой, - тихо попросил Россия. Было что-то в его голосе, заставившее подчиниться. В конце концов, я был слаб, я был на его территории, я принадлежал ему. Он мог делать все, что захочет и я не смогу ему помешать. И это меня беспокоило больше всего. Что Брагинский решил со мной сделать? Пытать? Избивать? Калечить? Я не мог ничего прочитать в его глазах. В них отражается лишь метель. Та самая метель 1942 года, что я видел во сне…
- Ты боишься меня, Людвиг? – оказывается, Иван не отрывал от меня взгляда. – Почему же?
- Я не боюсь, - свой голос вдруг показался хриплым, чужим каким-то. Я даже закашлялся.
- Что ж, ты вполне мне это доказал, когда пошел на мою страну. Но опроверг, когда убегал в Берлин, сверкая пятками, - его улыбка опала. – Почему ты так поступил? Мы же договаривались.
Я попустил голову. Ну да, «пакт о ненападении». Он что, действительно думал, что какая-то бумажка меня остановит?
- Ты еще скажи, что не ожидал этого, - усмехнулся я куда-то в пол и потом поднял взгляд.
- Почему же? – удивляется Россия. – Ожидал. Но я надеялся на твою благоразумность. Неужели ты такой же самоуверенный как твой старший брат?
- Гилберт умер, а его столица называется Калининградом, если ты не забыл, - ответил я. Воспоминания о Пруссии казались неуместными.
- И это должно было послужить тебе уроком, - продолжал Иван. – Или ты решил лично проверить насколько крепки грабли?
«Как мило ты сравнил себя с граблями. Колхозник, блин», - фыркнул я, но сказал другое:
- К чему ты ведешь? Ты хочешь пробудить во мне угрызения совести? Или это такая прелюдия перед местью? Что ты задумал, Россия?
- Я ничего не задумал, Людвиг, - искренне удивляется Иван. – Если ты не заметил, то ты теперь живешь в моем доме, ты питаешься едой, которую я тебе даю, ты живешь по моим правилам. Ты теперь тоже член семьи. Иначе, зачем мне выхаживать тебя?
- Тогда зачем все это? Зачем ты связал меня? – я пытался увидеть хоть намек на ложь, на лукавство, на то, что Брагинский не договаривает. Я не видел ничего.
- Я хочу, чтобы ты научился доверять мне, - ответил он. Я искренне удивился, это было неожиданно. – Пока что я еще сам не могу тебе доверять и поэтому связал. Ты еще слаб, я бы не хотел тебя калечить, если бы ты вдруг стал бросаться на меня.
- Я не привык делать бесполезные попытки, - ответил я, словно бы давая согласие на то, что сопротивляться не стану. Да меня никто и не спрашивал. Здесь все так: не станешь дергаться – выживешь. Я хотел жить, очень хотел. Повисла пауза, Брагинский все еще разглядывал меня. Даже не садился, а стоял напротив и смотрел сверху вниз. То развлечение такое у него? Или что вообще?
- Мне было больно, Людвиг, - вдруг прервал молчание Иван. Я вскинул голову, пытаясь понять, что он имеет в виду, говоря об этом. Он не осуждал и не жаловался, а словно бы… каялся. Я молчал.
- Я покажу, - он не торопясь размотал шарф, расстегнул пальто, закатал рукава на рубашке и расстегнул пуговицы. Я впервые увидел его шрамы. Были едва заметные, а были большие. В детстве Ивану пришлось многое пережить. Вот, например тот, что на шее и уходящий на спину – явная отметина орды. Самый заметный среди всех, но были и свежие. Они со временем зарубцуются, но не до конца. Он подошел ближе и оголил отметку на груди, почти у самого плеча, над сердцем.
- Ты попал вот сюда, - сказал Брагинский. Мне вдруг захотелось прикоснуться, но я не мог, поэтому просто смотрел. Он показал мне руку. – А ее ты мне сломал. Долго срасталась, я думал, не скоро заживет. Болит кстати до сих пор.
Я увидел на руке небольшой рубец, видимо там кость проткнула плоть и кожу.
- И вот здесь, - Брагинский повернул шею. – Ты укусил меня.
Да, я различал отметки зубов, хотя прошло много времени. Потом он протянул руку и положил ладонь напротив моего сердца.
- А я выстрелил сюда, - усмехнулся он. – Ирония судьбы, почти в то же самое место, только ниже. Я уже испугался, что в сердце попал.
Я молчал, хотя хотелось что-то сказать. Это все взволновало меня. Словно что-то проснулось внутри. Совесть? Или что это? Я ведь не жалею, что на нем остались мои отметки, нет. Я жалею, что его отметка осталась на мне и что она самая заметная. Брагинский заставил меня взглянуть ему в глаза.
- Мне было больно, - повторяет он. – Могу ли я доверять тебе?
У меня перехватило дыхание. Я знал, что нужно что-то сказать, хотя бы кивнуть, а я не мог оторвать взгляда от его глаз. Он словно бы парализовал меня. Мой взгляд метался, но я не мог себя заставить не смотреть. И тогда он поцеловал меня. Не жестко, не властно, а просто поцеловал, мягко, легко, с небольшим нажимом. Я порадовался тому, что больше не нужно смотреть и отвечал. Он зарылся рукой в мои волосы и целовал. Я считал, что Иван будет бить меня, будет жестким, решит отплатить мне за все, что я с ним сделал, но он был нежен. А потом медленно отстранился, заставив потянуться за собой, ведь разрывать поцелуй я не хотел. Он взглянул на меня и оттер капельку слюны на нижней губе. В моих глазах видимо так читался вопрос «Почему?», что он ответил:
- Ты видимо считал, что я решил поквитаться с тобой, избить до полусмерти, пытать каленым железом, разрезать по кусочкам. Нет, я не стану этого делать. Как минимум из-за того, что я не могу избивать беззащитных.
Он начал одеваться. Так же неспешно, как и разделся.
- Ты даже не слаб, ты уязвим настолько, что любой бы мог уничтожить тебя, но ты не беспокойся, - Россия застегнул пальто и повернулся, - я буду защищать тебя. Ты член семьи, хоть и не до конца пока. – Иван завязал шарф. – Позже придет Наташа и развяжет тебя, а потом отправит спать. Не делай глупостей, Людвиг. Каждое лишнее движение может оказаться фатальным. Спокойной ночи.
И ушел, оставив меня в ворохе собственных чувств и мыслей. Я все еще ничего не мог понять. Совершенно ничего.
Когда я уснул, то снова увидел сон…
Было-таки достаточно холодно, я держался за руку старшего брата. Он, в полном обмундировании, сосредоточенно смотрел куда-то вдаль.
- Русские уже здесь, - проговорил Гилберт.
- Гил, что мне делать? – спросил я тогда.
- Ничего. Жди меня здесь, Людвиг, - Пруссия отпустил мою руку и побежал ближе к озеру. Отсюда я мог хорошо видеть сражение. Дрались они не очень долго, после нескольких залпов стрел и недлинного сражения «стенка на стенку» что-то громко хрустнуло и русские вдруг стали отступать. Возрадовавшиеся тевтонцы не стали преследовать армию, паля лишь из луков. Треск стал еще громче, а затем лед под войсками брата провалился.
- Гилберт! – я кубарем слетел с холма и побежал к кромке воды. Оттуда выбирались те, кто был ближе к берегу.
- Гилберт! – снова позвал я, высматривая пестрое обмундирование брата и его светлую макушку. Но никто не появлялся.
- Брат! – да, Пруссия был старшим, но я тоже уже не настолько маленький, чтобы бездействовать. Еще пара веков и я буду с него ростом!
- Гилберт! Вылезай, Гилберт! – звал я. По поверхности озера одиноко плыла его треугольная шляпа, лед начал сходиться. Я уже подумывал плыть за ним, как за лед около моих ног схватилась рука. Брат выбрался из воды и отдышался.
- Брат, ты в порядке? – спросил я, вызвав недовольный взгляд Пруссии.
- Ни черта я не в порядке. Чертов лед треснул, а русские сразу дали деру. Больше половины наших утонуло, а они наверняка ждут на другом берегу целехонькие. Так что я ни хрена не в порядке, Людвиг, - он подхватил свою шляпу, выжал и водрузил на голову. Брат был очень зол. Потом вздохнул и взял меня за руку. Она была холодной, как лед.
- Идем, Людвиг. Кажется, даже русская земля против нас. Проклятое место и русские эти как заговоренные, - ворчал он.
Я держал его за руку и шел рядом, радуясь, что брат остался жив. А потом снова проснулся, даже не сразу поняв, что Гилберта уже нет в живых.
- Я вижу, что ты уже проснулся, - окликнул меня жесткий голос Наташи. Она меня почему-то особенно невзлюбила. Мой личный тюремщик. Она не спускает с меня глаз в отсутствие Брагинского. Насколько я понял, это он ее попросил.
- Поднимайся, завтрак ждет, - сказала Беларусь. – Чистая одежда на стуле, умывальник найдешь.
И вышла. Но явно не ушла. Будет ждать. Ее нельзя судить по внешнему виду, вокруг этой девушки всегда клубилась какая-то злая аура, а в глазах таилась невиданная жестокость. Сразу видно, сестра Ивана. Я встал и умылся, а потом надел чистую форму. Она у меня осталась прежней, Брагинский видимо не спешил рядить меня в свои цвета. Может оно и к лучшему.
Завтракал я, молча, на дальнем краю стола, отделившись от прибалтов. России не было. Где он мог пропадать, я не имел понятия. Русская кухня была не так уж и плоха, хотя я уже начинал скучать по пиву с сосисками. Но картошка с луком тоже ничего.
- Россия-сан последнее время часто его навещает, - услышал я тихий голос Эстонии.
- Да, нашел новую игрушку. Не знаю, что он там с ним делает, но я заранее сочувствую ему, - ответил Латвия.
- По крайней мере, он до нас меньше докапывается, - вздохнул Литва. – И погоди уж Германии сочувствовать. Уже и про войну забыл?
Я даже на секунду замер, а потом услышал голос Натальи у самого уха. Жесткий, но тихий:
- Попробуешь украсть нож или вилку – с утра можешь не досчитаться нескольких конечностей, - предупредила она и снова встала позади меня. – Не думай, что мне так нравится с тобой возиться. Если бы Ваня не попросил, то и на сто метров к тебе не подошла. И чего он нашел в тебе?
Это что, ревность? Она ревнует меня к Брагинскому? М-да, видимо мое появление гораздо сильнее всколыхнуло этот дом, чем сначала казалось. Я доел и встал из-за стола. Прибалты притихли. Я решил больше здесь не оставаться и вышел из столовой. Арловская по пятам следовала за мной. Я прошел по какому-то коридору и вышел в большой холл. Вниз вели две лестницы с расстеленными на них красными коврами. Я спустился по одной из них и подошел к окну. Снаружи стояла осень, было немного слякатно. Неожиданно залаяла собака на цепи, и я увидел Брагинского. Он только вернулся и выглядел несколько измученным. Пес громко лаял на него, высказывая свое недовольство. Я вообще очень любил собак, у меня не одна была дома в Берлине. Этот пес был породистый, горластый, молодой. Скалился и рычал, что, видимо, не очень понравилось проходящему мимо Ивану.
- Прекрати, - попросил он. Псу было, мягко скажем до лампочки. Я знал такую категорию собак, они долго не признают хозяев.
- Я просил тебя замолчать, - эта интонация была мне знакома в голосе России. Он устал, он был раздражен, а ему не хочет даже цепная собака подчиняться. Лучше бы бедному псу перестать лаять, но он явно не понимал, всей опасности своего положения. В третий раз Иван повторять не стал. Просто вырвал из руки часового ружье и выстрелил. Этот выстрел словно бы прошел сквозь меня: я вздрогнул, сердце, кажется, пропустило удар, дыхание на секунду сорвалось, а глаза расширились. Пес тихо заскулил и упал. Брагинский отдал ружье часовому и пошел в дом. Встретив меня и Наталью практически на пороге, он улыбнулся.
- Хорошо спал, Людвиг? – спросил он.
- Зачем ты застрелил собаку? – напрямую спросил я.
- Мне не нужны дети, которые не могут играть по правилам, - почти сразу ответил Брагинский. – Спасибо, Наташа, я сам займусь Людвигом. Можешь идти.
- Не увлекайся слишком, братец, - она снова одарила меня горящим взглядом и ушла.
- Выпьешь со мной немного, Людвиг? – улыбнулся Россия. Разве я мог сказать «нет»?
В небольшом кабинете было довольно светло. Я сел в первое подвернувшееся кресло, а Брагинский вытащил из стола бутылку и два стакана. Судя по всему, дела у него шли не очень хорошо, уже второй раз я вижу это выражение усталости на его лице.
- Как там дела в мире? – спросил я, стараясь вызнать хоть что-то о том, что творится за пределами дома. Россия вздохнул, откупорил бутылку и налил мне немного.
- Не скажу, что спокойно, - ответил Брагинский, наливая себе куда больше. – Я полночи провел на переговорах с Англией. Старый маразматик, чтоб его.
И выпил почти все залпом. Я взял свой стакан и последовал его примеру. Водка обожгла горло, но я не закашлялся, вытерпев.
- Прости, закусить нечем, - Брагинский смотрел куда-то в окно. Видимо переговоры не очень удались. – Освоился тут?
- Прибалты у тебя шуганные, - усмехнулся я.
- Уж какие есть, - ответил Иван. Неожиданно вспомнился эпизод с собакой. Иногда казалось, что Брагинский просто не понимает, что так делать нельзя. Вырос на условиях войны и все никак не может заключить перемирие с самим собой.
- У тебя есть мечта, Людвиг? – вдруг спросил Иван.
- Ну… я не знаю. Подумать надо… - начал было я.
- А у меня есть, - Россия упорно не смотрел на меня. Это было как минимум странно, после того, как он почти в упор разглядывал меня вчера. Я вдруг осознал, что он возможно совсем не спал сегодня.
- Какая? – вдруг спросил я.
- Я хочу, чтобы мы все жили в теплом месте, где растет много подсолнухов, и никто ни с кем не воевал. Это было бы хорошо, правда?
Я словно бы не узнавал его. Такая мечта у столь пугающего человека, как минимум казалась странной. Вдруг в дверь постучали, и лицо Брагинского несколько изменилось. Мечтательное выражение опало, как осенние листья.
- Можно, - ответил Иван.
- Россия-сан, вам письмо от Польши, - зашел в комнату Латвия.
- Польши? – он принял конверт, открыл и быстро пробежал глазами по строчкам. Лицо его снова стало каким-то усталым, не очень довольным. – Похоже, мне снова придется уехать.
Он взял бутылку со стола и налил себе еще, выпив все сразу. Бутылка перекочевала Брагинскому за пазуху, а он повернулся ко мне.
- Можешь посидеть здесь. За той дверью есть библиотека, если станет скучно, - сказал Россия. – Если что-то будет нужно, спросишь Латвию. Да, ведь? – он улыбнулся прибалту, который спешно закивал. – Наталью я больше приставлять не буду. Я ведь могу тебе доверять, Людвиг?
Я вдруг неожиданно онемел. Почему-то я теперь понимал, почему прибылты такие зашуганные. Я тоже кивнул.
- Ну и чудно, - он улыбнулся и вышел. – Латвия, скажи Литве, чтобы собирался со мной.
Они вышли, и я поймал на себе быстрый взгляд прибалта, пока не закрылась дверь. Он словно бы… сочувствовал мне. После я слонялся почти весь день без дела, пока не нашел какую-то интересную книжку и просидел до ночи. Россия пока еще так и не вернулся. На выходе из кабинета я приметил небольшой канцелярский ножичек на столе. Я вдруг почувствовал, что должен обязательно украсть его, что он может дать мне какой-то путь на волю. Маленький шанс. В ушах словно бы снова прогремел сегодняшний выстрел. Если есть хотя бы маленькая, мизерная надежда, любая возможность, то я должен ей воспользоваться. Поэтому сунул ножичек за пояс и прикрыл курткой, а потом пошел к себе. Иван сейчас очень устал и если вернется, тут же свалится спать. Это был мой шанс. И я намерен был им воспользоваться.
Иван все же вернулся. Оказывается, его спальня была соседней. Я выбрался из постели спустя полчаса после его прихода. Наверняка он уже должен спать. На цыпочках я вышел из своей комнаты и подобрался к соседней. Света там не было, значит, уже спал. Медленно и насколько возможно тихо я открыл дверь и вошел, сжимая в руке ножичек. У Брагинского была широкая двуспальная кровать, на которой он и развалился, едва прикрывшись одеялом.
«Ну хоть не спит голым, как Италия», - подумалось мне. Он был полностью открыт для удара, но его лицо было на удивление умиротворенным и даже… немного милым. Я замешкался всего ненадолго, а потом подошел, оперся на край кровати, чтобы достать и с силой замахнулся, когда услышал тихое:
- Мама… мама…
Иван приоткрыл глаза, а я замер с занесенным ножом. Но судя по всему, он все еще спал. Небольшой лунатизм после долгого бодрствования иногда случался. Я старался не потревожить его, чтобы не проснулся. Почти не дышал.
- Ты жива, мама?… - спросил он меня. Я, ясное дело, промолчал. Вдруг он схватил меня за руку и потянул на себя. Я потерял равновесие, выронил ножичек и рухнул на кровать. Брагинский схватил меня в медвежьи объятия, так и не проснувшись, но блокировав меня. Я старался не шевелиться, даже не дышать чего уж там, чтобы вырываться. Иван прижал меня к себе сильнее, ткнулся носом в плечо и снова прошептал:
- Мама…
Неожиданно я понял, бесполезно ждать, пока отпустит. Поэтому вздохнул и устроился поудобнее. Что же подумает Иван, найдя меня утром в своих объятиях, я решил не предполагать. Утром все и так узнаю. Это была первая ночь, когда я не увидел сновидений.
Утром я проснулся в кровати один. Я очень удивился, но видимо Россия решил не будить меня. Я снова обдумал то, что произошло. Жестокая страна, мечтающая о теплом месте с подсолнухами, зовет почившую мать по ночам. Что ж, Брагинскому удавалось удивлять меня снова и снова. Встретившийся мне на выходе из спальни Ивана Эстония только удивленно посмотрел на меня, поправил очки и проследовал дальше. Я боялся даже подумать, что прибалт мог подумать.
«Все идет наперекосяк», - вздохнул я. Подхватив свою одежду, я направился к душевой, которую приметил еще вчера. Очень хотелось помыться. Повоевав немного с русской сантехникой, мне это таки удалось. Я подошел к небольшому зеркалу над раковиной и посмотрел на себя. Щетина уже успела немного отрасти, хотя не была так уж заметна, а светлые волосы было нечем пригладить в привычную прическу. Я зачесал их назад как смог и оделся. На завтрак я пришел последним, но на меня обратили не так уж много внимания. На завтраке присутствовала старшая сестра России – Ольга. Она о чем-то неустанно щебетала, успевая ухватить немного салата. Прибалты слушали ее, хотя Эстония без зазрения совести пялился не ее огромную грудь, а Литва изредка косился на сидевшую рядом Белоруссию. Меня заметили, когда я сел за стол и взял свою порцию. Снова повисла неуютная тишина, и я почти давился завтраком. Я чужой здесь, не здесь мне нужно быть. Когда я доел, то Наташа подала голос:
- Брат сказал, что тебе можно выйти во двор, но только надень пальто, что на вешалке. Там сейчас прохладно, - тоном диктора сказала она и продолжила есть. Прибалты одарили меня странным взглядом, а Украина продолжала ничего не понимать. Когда я выходил, то услышал ее тихий вопрос:
- А что он здесь делает?
- Брат его трахает, - даже не прикрываясь, не понижая голоса, ответила Наташа. Я чувствовал спиной ее взгляд. Она хотела, чтобы я услышал. Теперь все это переросло из ревности в ненависть. Я от такой дерзости даже обернулся. Разве я стану молчать?
- Это клевета! – воскликнул я, что прибалты немного сжались. На Белоруссию это не произвело впечатления.
- Тогда что ты делал в комнате брата с утра? Почему спал с ним в обнимку? Скажешь, не было этого? – прищурилась она.
- Я не сплю с Брагинским, - уверенно заявил я и вышел, хлопнув дверью. Лучше уж прогуляться на воздухе, чем торчать в этом доме.
Пальто было тоже не Брагинского, а мое. Он что, мою квартиру ограбил? Хотя, они же вошли в Берлин тогда. Мало ли что могло случиться. Я чуть ли не с благодатью вышел под прохладный ветер.
За оградой по улице ходили люди, а я чувствовал себя пленником. Брагинский сказал, что доверяет мне, хотя на улицу не выпускает, но это и так максимум, что можно выжать. Сначала отозвал Наташу, затем позволил свободно ходить по дому, а за тем и во дворе. Я натянул перчатки, что лежали в кармане и сделал пару шагов от крыльца. Мой взгляд натолкнулся на будку с цепью. Неожиданно мне стало жаль Ивана. Его ведь никто не научил различать грани хорошего и плохого. Все свое детство он видел войну, так что, что же хорошего могло из этого выйти? Я подошел к будке, и неожиданно оттуда высунулась морда пса. Это была уже другая собака. Тому псу быстро нашли замену. Он лениво вылез из своего домика и обнюхал меня, приветственно завиляв хвостом. Я улыбнулся и присел, чтобы потрепать пса по холке. Все-таки, собак я всегда очень любил. Проведя во дворе несколько часов, я слегка замерз и отправился в дом. Пес провожал меня как-то грустно, словно расставаться не хотел. Я снова улыбнулся, хоть с кем-то в этом доме у меня сложились хорошие отношения. Когда я вошел, меня встретила смущенно улыбающаяся Ольга. Я удивленно посмотрел на нее, и та начала:
- Брат просил передать, чтобы, как только ты вернешься, зашел к нему в кабинет, - затем замялась. – И прости Наташу. Она слишком любит Ваню. С ее стороны это было нехорошо.
- Все в порядке, Украина-сан, - кивнул я. – Я зайду к России.
Она кивнула и куда-то спешно удалилась. Такое ощущение, что она вынудила себя сделать это. Просто мера приличия? Возможно. Или же Брагинский обо всем узнал и…
Что ж, в любом случае сейчас меня ждет встреча с Иваном. Тот сидел в кресле и рассматривал бумаги, вздыхая каждый раз.
- О, Людвиг, - улыбнулся он. – Хорошо погулял?
- Нормально, - кашлянул я. – И еще, я хотел поговорить про…
Неожиданно меня просто вытолкнули из прохода, и в кабинет влетел черно-белый вихрь. Брагинский вскочил со своего места с распахнутыми от страха глазами. Насколько я понял из лежаче-сидячего положения, вихрем была Белоруссия.
- Брат! Зачем ты сделал это?! Я не желала перед ним извиняться, а тем более, чтобы за меня извинялась Оленька! – она демонстративно ткнула в меня пальцем, что мне не очень понравилось. Брагинский же, судя по выражению лица, боялся Наталью. В прочем, я бы тоже испугался, когда так врываются.
- Погоди, сестра, - примирительно стал махать руками Россия. – Все-таки Людвиг теперь не просто наш гость, мы должны уважать друг друга…
- Ах, уважать! – взорвалась Наташа. – Почему ты меня тогда не уважаешь, брат? Я же так люблю тебя, я хочу, чтобы мы стали едины! Почему ты не хочешь взять меня в жены! Почему мое законное место в твоей постели занимает какой-то мужлан, неотесанный немец, невежда! – она все еще не смотрела на меня, но тыкать в мою сторону стала куда активнее. Мужлан? Невежда? Неотесанный немец? Я уже чувствовал, как закипаю.
- Наташа, все совсем не так, как тебе сначала показалось, - снова натянуто улыбнулся Иван. Он явно был рад, что их разделяет стол. – Людвигу стало страшно одному, и он пришел ко мне. Ты тоже так делала когда-то…
- Он еще и темноты боится?! – воскликнула Беларусь. – Да где ты его откопал вообще?!
- Дамочка, я попросил бы… - я поднялся на ноги.
- Иван! Я не хочу больше этого терпеть! Ты должен выбрать между мой и ним! – Арловская полностью меня игнорировала. Это тоже раздражало. Брагинский бросил на меня взгляд, в котором отчетливо читалась паника и призыв о помощи. И что же он ждет от меня?
- Я не могу так выбирать! – возмутился Россия. – В другое время может быть, но не сейчас…
- Почему? Почему же? – допытывалась она.
- Потому что Людвиг мне сейчас очень нужен. Он наш главный фронт в холодной войне. Точнее его половина…
- Это тебя не оправдывает! – воскликнула Арловская. Она схватила с полки какую-то книгу и швырнула в брата. Тот вовремя увернулся. Следом полетела вторая, третья… пока что «заговоренный» Брагинский уворачивался, но не вечно же ему будет везти! Надо что-то сделать.
- Эй, прекрати! Дамочка, чего разошлась-то, - я дернул ее за плечо. Наталья тут же перестала меня игнорировать, переключив весь гнев с Ивана на меня. Это, наверное, было моей главной ошибкой. Она без всяких церемоний, развернулась в мою сторону и врезала ногой прямо в пах. Надо сказать, неслабо так врезала. Я тут же пискнул, сдвигая колени и прикрывая руками проблемное место. Мало сказать, что было больно. Было ОЧЕНЬ больно. Однако видимо на этом Арловская утихомирилась и вылетела из кабинета. Иван выбрался из-под стола, облегченно вздохнув.
- И в кого она у нас такая? – пробормотал он. Только потом он уже соизволил заметить, в каком я состоянии. – Больно, да?
Он поморщился и выбежал в коридор с воплями:
- Латвия! Эй, Латвия!
Прибалт отозвался, держа расстояние.
- Не будешь так любезен принести что-нибудь холодное. Пакетик льда или еще что? – услышал я медовый голос.
- Д-да, сейчас, - прибалт быстро сорвался с места, не желая больше уединяться с Россией. Тот вернулся в кабинет, где я уже успел пристроиться к креслу.
- Сейчас водки налью, - спохватился Россия. Ну да, верный медикамент на все случаи жизни у русских – это водка. За столь долгое время в этом доме я начал относиться к Ивану с меньшей опаской. Разве он хоть раз сделал что-то такое, за что можно было бы ему не доверять? Ну, кроме того эпизода с собакой. Он ни разу не попытался ударить меня или отомстить, даже когда я заявился к нему ночью с ножом, то и тогда не стал устраивать разборок, хотя возможно все это впереди. Наверное, я стал немного… доверять ему. К тому же, сегодня я узнал некоторые важные сведения.
«Холодная война», - вспомнил я. Причины войны были очевидны – разногласия в политическом строе. Недавние союзники лишь поделили военную добычу и начали скалиться друг на друга. А фронтом в этой войне стала моя разрозненная страна. Что ж, это и моя вина тоже. Тут Иван сунул мне стакан с водкой, и я выпил, не пререкаясь. Тут прибежал Литва и отдал пакет со льдом. Иван ему улыбнулся и тот поспешил ретироваться. Пакет льда оказался очень кстати.
- Ты все-таки прости Наташу, - Брагинский тем временем придвинул к моему креслу столик со стулом и уселся на него верхом. – Она у нас такая… импульсивная иногда. А вообще она у нас настоящая красавица…
- И давно она хочет за тебя замуж? – поинтересовался я, принимая еще порцию водки.
- Достаточно давно, - как-то натянуто засмеялся Россия. – Она начала забывать родной язык и вообще все это стало у нее какой-то навязчивой идеей. Я думал, что после вступления в союз она угомонится, но она видимо хочет большего.
- Понятно, - пробормотал я. Брагинский наливал мне еще и еще, не забывая самому прикладываться к бутылке.
- Тебе уже лучше, Людвиг? – поинтересовался он, когда перед моими глазами уже мутилось. Я потерял счет времени, боль отступила куда-то на задний план, затихая. И хотя все вокруг размывалось, лицо Ивана я видел отчетливо.
- Я в порядке, - кивнул я. Неожиданно в голове снова возникли образы, связанные с эти улыбающимся лицом. Долгая вражда, войны, тот случай в 42-м и тогда, когда он привязал меня к стулу. Он сказал, что научит меня доверять ему… неужели я сказал это вслух?
- Да, я говорил, - кивнул Брагинский. – И я думаю, пора нам продолжить уроки.
Он достал из кармана черную ленту и приблизился ко мне. Наверное, если бы я не выпил так много, то попробовал бы отстраниться, что-то бы заподозрил, но сейчас дал завязать себе глаза. Я услышал звук отодвигаемой мебели, видимо Брагинский расчищал пространство.
- Встань, - попросил он. Я поднялся, и он отодвинул кресло ближе к стене, а затем прошагал куда-то в центр комнаты. – Отлично. Теперь слушай, что я тебе говорю, и дойди до меня.
- Я не понимаю, зачем это…
- Ты же должен мне доверять, верно? – я словно бы почувствовал, что он улыбнулся. – Давай, сделай шаг вперед.
Я чувствовал себя немного дураком. Что за игры снова у России? Однако шаг сделал. Меня немного шатало после выпитого, но равновесие я держал.
- Еще вперед, - сказал Россия. Я сделал шаг и намеревался сделать второй, когда меня предостерегли: - Осторожно, стол. Возьми чуть левее.
Это напоминало абсурд. Но я шел. Упрямо шел, пока сам Россия тоже перемещался. Однако, вычислив его по голосу, я таки схватился за край его шарфа.
- Поймал, - усмехнулся я.
- Да, - засмеялся Иван, но развязывать мне глаза не спешил. – Открой рот.
- Зачем? – удивился я.
- Просто открой. Ничего страшного я с тобой не сделаю, - я послушался, даже скорее от любопытства, чем от желания. Он слегка поцеловал меня, подразнив языком, дождавшись моего ответа, а потом отпрянул и сунул мне в зубы какую-то железку.
- Это трензель, не беспокойся, - объяснил Иван. Как будто мне стало от этого легче. – Просто доверься мне, ладно?
Я подавил желание выплюнуть неприятную на вкус железяку и кивнул. Что же творится у него в голове? Новый способ поиграть со мной?
- Встань на четвереньки, пожалуйста, - и надавил мне на плечо так, что я на них не встал, а почти упал. Он быстро обошел меня и оседлал, нагнувшись к самому уху.
- Однажды я побывал в Америке, где полно одичавших лошадей. Альфред предложил мне усмирить одну, уверенный, что я не смогу. С норовом попался мустанг, но все равно оседлал, хотя брыкался так, словно я его резать хотел. А ведь смог. Потом на нем и ездил по Америке. Приходилось, правда, натягивать вожжи так, что конь почти глотал трензель, но иначе он слушаться не хотел, - он сопроводил свои слова тем, что натянул поводья и заставил меня запрокинуть голову. Я не двигался, хотя хотелось брыкаться, как тому коню, про которого рассказывал Россия. – Ты почти как он. Только ты делаешь вид, что подчиняешься. Делаешь вид, что доверяешь, а на деле готовишь мне нож в спину, жаждешь уйти отсюда, независимости хочешь. Я не виню тебя, я бы сам дрался до последнего вздоха. Поэтому я предельно осторожен. Хотя тогда ночью меня спасла случайность, верно?
Я молчал, сипло дыша, пытаясь куда-то пристроить язык, чтобы ему не мешал трензель. Та часть меня, что была диким чистюлей, молила о том, чтобы эти приспособления оказались чистыми. А потом на ум пришла та ночь…
«Мама… ты жива, мама?...» - это был голос не этого России. Это был голос потерявшегося ребенка.
- Я не стану тебя вынуждать, я не стану ничего делать насильно, но ты сам понимаешь, что нужно подчиняться. Что иначе тебе не справиться, - он был так близко, почти прижимался ко мне. В голове мутилось от выпитой водки, а вся эта ситуация вдруг стала… заводить меня. – Я клянусь, что не сделаю тебе ничего плохого. В ответ ты должен поклясться, что не ответишь ножом в спину. Идет?
Я хотел кивнуть, но он так сильно натянул поводья, что я не мог головой двинуть, только дышать то носом, то ртом. Я все еще сдерживался, чтобы не брыкаться. Россия сильнее меня. И к тому же, я ему нужен, так что он не причинит мне вреда. А вот помучить немного, унизить – вполне. Терпи, Людвиг. На кону твоя жизнь.
- Помнишь 42-й год? – прошептал Иван. Его рука скользнула по моей груди, нашаривая пуговицы. – Тогда, когда ты прострелил мне плечо.
Он чуть опустил поводья, словно позволяя мне отвечать. Я кивнул. Забыть такое, как же…
- Знаешь, Людвиг мне тогда было больно, холодно, неудобно. Ты бил меня, несмотря на то, что я не сопротивлялся. Ты играл не по правилам, - говорил Иван. Расстегнул мою форму, скользнув рукой вдоль торса, задев через майку ставшие чувствительными соски, а затем начал теребить ремень на брюках. Я слегка дернулся.
- И, несмотря на это, - Брагинский быстро справился с поясом и скользнул мне в штаны, нащупывая член, а потом шепнул: - Мне понравилось.
Я слегка застонал, закусив трензель сильнее. Он делал все, что хотел. Трогал, где хотел, ласкал, шептал что-то на ухо, а я при этом не мог ничего поделать. Я дурел от того, что не могу ничего сказать, от того, что ничего не вижу, от того, что не могу вырваться из-за насевшего на меня Ивана и от того, что мне это действительно нравилось. Честно сказать, я был бы не против, даже если бы он меня трахнул прямо здесь. Я вообще считал, что он именно так и поступит, но Россия лишь дал мне кончить с хриплым стоном через трензель в зубах и упасть на пол. Брагинский отошел от меня, вытащил откуда-то влажное полотенце и вытер все, что я запачкал. Затем снял повязку с уздечкой и запахнул. Я лежал не в силах пошевелиться. Перед глазами плавали какие-то разноцветные точки, все мутилось. Брагинский подошел ко мне, наклонился и приподнял голову, чтобы слегка поцеловать. У меня не осталось сил, чтобы элементарно ответить, поэтому я наблюдал за Россией. Оказывается, он во время поцелуя не всегда закрывает глаза. Иван оторвался от меня и слегка улыбнулся.
- За это ты мне и нравишься. Ты можешь быть настолько же жестоким и сильным, насколько сейчас выглядишь милым и беззащитным, - сказал он. А затем подхватил на руки. Я лениво следил глазами за тем, куда он меня несет, а затем уткнулся Брагинскому в живот и уснул прямо у того на руках.
В этот раз мне приснился Италия.
- Что же делать? Что же делать? – метался он по комнате, чуть ли не со слезами на глазах. – Что же случилось с Дойцу? Как мне теперь защищаться? Я ведь так боюсь…
Я хотел окликнуть его, но голос вдруг пропал. Хотел коснуться, но мои пальцы прошли сквозь него. Я словно призрак…
- Дойцу бы знал, что нужно сделать, - размышлял Венециано. – Он ведь такой сильный и храбрый, а я наверное мешал ему все это время.
Италия вдруг замер посередине комнаты и шмыгнул.
- Дойцу наверное ненавидит меня, потому что я был таким бесполезным, - заревел он. Я только закатил глаза.
- Италия! Прекрати реветь! Возьми себя в руки! Если враг на подходе нужно встречать его с оружием, слышишь?! – выпалил я. Но видимо Варгас не слышал меня. Я услышал шаги. Кто-то приближается.
- Вставай и дерись! Защити себя и страну! Ты же мужчина! – воскликнул я, но без толку.
- А-а-а! Кто-то идет. Страшно-страшно, - сжался Италия.
- Какой идиот… - пробормотал я. Зря я что ли его тренировал?
- Дойцу говорил, что если враг на подходе, то нужно… съесть пасты? Угостить врагов пиццей? Нет, не то… взять белый флаг? Нет, точно! Взять оружие!
В дверь начали тарабанить, пока Италия вытаскивал откуда-то из-за шкафа винтовку.
- Молодец, Италия! – воскликнул я. Все-таки он не такой уж и глупый.
- Эй, Италия! Открывай! – крикнули из-за двери. Кажется, это Англия. Как жаль, что не удалось тогда вывести его из войны…
- Закопал голову в песок, любитель пиццы?! – это уже Альфред. Чертов выскочка! – Германия повержен, так что теперь твоя очередь!
- Дойцу? – откликнулся Италия. Вот полудурок, нужно было стрелять по двери! – Что вы сделали с Дойцу?
- Не твоего ума дело. Сдавайся, у тебя нет другого выхода! – дверь упорно не поддавалась Кёркленду.
- Сдаться? – услышал Варгас заветное слово. Я уже решил, что все кончено. Для него это было бы лучше, но… - Нет! Дойцу сказал, чтобы я не сдавался всякий раз, как увижу врагов! Я не боюсь вас, пожиратели гамбургеров!
«А что же голос-то такой неуверенный?» - вздохнул я. Я нервничал. Что же такое случится с Италией? Не проще бы было сдаться этим двоим? Ну, что ж, сам выучил, теперь смотри на плоды.
- Кого ты тут назвал пожирателем гамбургеров, пастоядное! – взорвался Артур. – Напросился!
- У меня винтовка есть! Не подходите! – заорал Венециано и выстрелил. Жаль только стрелять я его так и не научил. Пуля улетела в стену, а разозленные Англия и Америка выломали дверь. Джонс выбил у Италии из руки ружье, а второй приложил прикладом по голове.
- Италия! – воскликнул я. Подонки, нашли кого по голове бить!
- Что вы сделали с Дойцу?... Где Дойцу?... – всхлипывал Варгас.
- Мы выбьем из него эту дурь. Он забудет все, что ему там втюхал Германия, - сказал Англия.
- Мы сделаем тебя свободным от чертовых фашистов, слышишь?! Дядя Альфред спасет тебя, - улыбнулся Америка и вырубил Венециано уже окончательно.
- Италия! Италия! – я не мог ничего сделать. Артур и Альфред волоком потащили Варгаса из комнаты. – Будь мужчиной, Италия! Не сдавайся! Разве не этому я тебя учил?!
Все вокруг меркло, я терял их из виду.
- Эй, Италия! Ты слышишь меня?! Италия!!! – все вокруг поглощала тьма, а потом я проснулся, по инерции сев на кровати и выдохнув последнее «Италия».
За окном едва-едва пробивалась полоска рассвета, я проснулся слишком рано. Вся майка была насквозь мокрой от пота, волосы прилипли к лицу. И только тогда я заметил, что нахожусь не в своей комнате.
«Это же…» - догадался вдруг я и хотел выбраться отсюда немедленно, но звякнула цепь и я остановился. Оказывается, моя левая рука была пристегнута к правой руке…
- А? Ты проснулся, Людвиг? – высунулся из-под одеяла Брагинский.
- Эй! Какого черта? – я дернул руку, привлекая к наручникам внимание. – Что это за хрень такая? Чего ты приковал меня?
- Чтобы не убежал, - засмеялся Иван. – Откуда я мог знать, чего ты учудишь, обнаружив себя в моей постели?
- Зачем ты вообще меня сюда приволок? – возмутился я.
- Мне понравилось с тобой спать, - улыбнулся Россия. – К тому же, от Наташи можно ждать чего угодно, так что это для твоей безопасности тоже.
- Брагинский! – дернулся я. – Расскажи мне, что стало с Италией!
- А? – он сел. – Это все из-за того кошмара? Ты все стонал «Италия… Италия…»
- Расскажи мне! – я навалился на него, прижимая к кровати. – Что с ним стало? Что сделали с Венециано после войны?
- Да ничего такого, - пожал плечами Иван. – Вроде как Альфред с Артуром свергли в его стране фашизм, помяли его немного, но он почти не сопротивлялся. Скулил только, да плакал.
- Что с ним сейчас? Он зависим от кого-то? Оккупирован? В подчинении? Что с ним, черт возьми?! – я волновался за Италию. Сон оказался совсем не сном. Как и обычно в этом доме.
- Он твой единственный друг, да? – усмехнулся Россия. – Что ж, с Италией все в порядке, он все такой же раздолбай, каким был. Жив, здоров и пожирает пасту вместе со своим братом Романо. Только вот вряд ли он снова будет твоим другом после обработки Альфреда.
Я вздохнул и отпустил Россию. Снова звякнула цепь.
- Отстегни меня, мне нужно в душ, - попросил я. Я уже боялся спать в этом доме.
- Расстроился, - вздохнул Россия и полез куда-то в прикроватную тумбочку. – Знаешь, они ведь меня тоже не любят.
- Кто? – по инерции спросил я.
- Ну прибалты. Оля тоже последнее время недовольна. Наташа раздражается чаще обычного… - я даже повернулся. – Мне кажется, что скоро это перерастет во что-то большее.
- Распад? – предположил я. Из-за этого Россия даже замер и опустил глаза. – Ты настолько их любишь?
- Они – моя семья, - снова улыбнулся Иван. – Я не хочу потерять их. Что я делаю не так? Почему они не довольны? Я ведь так стараюсь…
- Россия… - на секунду мне даже стало его жаль. Как он сказал: ты можешь быть настолько сильным и жестоким, насколько милым и беззащитным сейчас выглядишь? А не про себя ли ты это говорил?
- В любом случае, я потерял ключ… - почесал затылок Иван.
- Что?! – воскликнул я. – Как ты мог его потерять? Ты его специально спрятал!
- Какая разница, в любом случае, ключа нет, - развел руками Брагинский. – Да ничего страшного, вместе помоемся.
- Это, вообще-то мое личное пространство! – воскликнул я.
- Ну как хочешь, ходи грязным. А я еще посплю и все равно пойду, - пожал плечами Брагинский. После слов «ходи грязным» меня передернуло. Я даже возненавидел свою маниакальную тягу к порядку и чистоте.
- Ладно, - согласился я.
- У меня личная душевая есть, вон там, - встал Иван и потянул меня за собой. Насколько я понял, Россия не комплексует никогда и не по какому поводу. Да и зачем? Его страна – самая большая в мире, он имеет большое влияние, часто выходит сухим из воды, чтобы потом наступить на какие-нибудь грабли. Да и вообще, вполне хорош собой, несмотря на то, что на его теле осталось множество едва заметных и несколько крупных шрамов. Я не сразу понял, что рассматриваю Ивана, пока тот раздевается. Однако Брагинский еще как заметил и поэтому хитро прищурил глаза, улыбаясь. Я немного смутился и разделся сам. Иван благородно уступил мне место под лейкой душа, и я включил прохладную воду. Так вот закроешь глаза и будто бы нет этого всего. Не было войны, не было поражения, нет раздробленности моей страны, нет волнения о несчастном дураке-Италии, нет Ивана Брагинского, к которому я прикован наручниками, нет того, что мы с ним сейчас оба в душе. Нет ничего этого. Нет, нет, нет…
- Потереть спинку, Людвиг? – спросил Брагинский. Я открыл глаза и обернулся. Он улыбнулся и махнул мне мочалкой. Неожиданно для себя я вдруг словно бы взглянул куда-то вглубь фиолетовых глаз. Он улыбается, как и всегда, но в глубине его души – ледяная метель и одинокий маленький мальчик со слезами на глазах, терзаемый ветром, кутающийся в шарф, а в его опущенной руке – засохший подсолнух. И он один там. Мальчик зовет кого-то, но его совсем не слышно в метели. Совсем не слышно…
- Что-то случилось, Людвиг? Почему ты плачешь? – я вдруг вышел из транса. Плачу? Я протер глаза и лизнул руку. Соленая. Господи, чего это я? Это же Брагинский.
- Это вода, - ответил я и снова повернулся. – Попала в глаз, вот и…
- Что ты увидел? – спросил он. Повисла пауза, а потом я все же ответил:
- Когда ты все-таки вырастешь? – улыбнулся я.
- Тогда же, когда ты перестанешь быть таким сентиментальным. И как ты вообще войну затеял? – засмеялся Иван.
- Некоторое приходится подавлять в себе, - ответил я.
- А ты не подавляй, - ответил Россия. – Не подавляй, Людвиг. Ты помнишь, чем это обернулось тогда?
Он стоял слишком близко. А потом прикоснулся к левой лопатке, очертив пальцем шрам.
- Насквозь вышла, да? Моя пуля, - пробормотал Россия. – А твою потом пришлось вытаскивать. Раздробилась на несколько частей и рану пришлось расковырять так, что казалось, все плечо мне наружу вытащили. Это очень больно.
- Знаю, - ответил я. Почему он всегда подходит так близко? И стоять приходится полубоком, из-за наручников. Я повернулся к нему лицом и тот взглянул мне в глаза. Я не мог знать, что он увидел там, но почему-то улыбнулся чуть шире и легко поцеловал. Никогда не мог понять, почему не могу противиться его поцелуям и прикосновениям.
- Я пытался научить тебя доверять мне, - пробормотал он мне в губы. – Скажи, получилось ли у меня?
- Да, - кивнул я. – Получилось. И от этого, мне как-то не по себе.
- Возможно, ты привыкнешь, - улыбнулся Иван. – А теперь я хочу отомстить тебе.
Я вздрогнул. Знал же, нельзя ему полностью доверять.
- Ты не бойся, я не стану тебя ни бить, ни калечить, - он слегка отстранился. – Возможно, тебе даже понравится. Идем.
Он одним движением завернул краны и вытащил меня из душа. Я не мог отчетливо мыслить, он просто тащил меня за собой до комнаты и там свалил на постель. Не дав мне опомниться, начал целовать, подхватив меня под коленом.
- Это за 42-й год. Только сегодня будет лучше. Гораздо лучше, - сказал Брагинский, на секунду отрываясь от меня. Только тогда я в полной мере осознал, как именно Брагинский решил мстить.
- Скажи, ты только для этого измывался надо мной все это время? – спросил я.
- В какой-то мере, - неопределенно ответил Иван. Ему не нравилось растрачивать слова. А потом он целовал меня так долго, что голова закружилась, гладил грудь, спускаясь ниже. Его движения были немного грубоватыми, но я бы удивился, если бы он решил со мной осторожничать. Все эти его «уроки доверия» произвели на меня какое-то странное действие, потому что, даже находясь в его плену, я был готов отдаться ему, был готов верить ему. В какой-то момент все вдруг встало с ног на голову. Я даже был немного рад той боли от его проникновения. Она позволяла ощутить, что все это реальность. Ничто не привязывает к реальности так сильно, как боль. Когда он размеренно двигался, держа меня за ногу под коленом, я вдруг ощутил, насколько он на самом деле силен. И я пытался сокрушить его? На что я надеялся? Если бы не его разруха внутри страны, то он бы стал еще более сильным. Настолько сильным, что смог бы завладеть всем миром.
«Ну, не знаю, как насчет всего мира, но мной он владеет прямо сейчас», - подумалось мне. Я до крови кусал зубы, стараясь не шуметь, принимал его поцелуи, даже пытался двигаться сам и от этого небольшого бунта против его власти, Россия только сильнее сжал мое бедро, двигаясь в рваном ритме.
- Пожалуйста… не сдерживайся, Людвиг… - сказал он мне. – Не подавляй… я же просил тебя.
Я больше не стал. Да и дальше это было невозможно. Сдерживать эти стоны. Пусть думают, что хотят. Все и так считают, что я с ним сплю. Игрушка России, да? Может быть. Но независимости я все еще хочу. Я добьюсь объединения страны и тогда… тогда… ох, черт…
Волна прокатилась по моему телу, заставляя выгнуться и застонать в голос. Грудь и живот обожгло собственным семенем и я замер. Следом кончил и Иван, до боли впившись мне в бедро рукой. Знатный синяк там останется. Потом он вышел из меня до конца и посмотрел прямо в глаза. Мы оба тяжело дышали, а я снова почувствовал дикую усталость, словно бы меня выжали до капли или даже высосали.
- Гораздо лучше, чем в 42-м, не находишь? – усмехнулся мне Брагинский. Я продолжил приводить дыхание в норму, а тот снова улыбнулся:
- Если бы ты только видел, насколько ты великолепно красив, когда обессилен и беспомощен. Ради этого зрелища я готов даже завоевать тебя.
- Даже не думай об этом, - наконец ответил я.
- Знаю, - кивнул Иван. – С сегодняшнего дня ты свободен. Давай, объединяй свою страну, поднимай ее из грязи и из-под чужих флагов. Я хочу видеть, как ты процветаешь.
- Ты серьезно? – удивился я.
- Абсолютно. Пришло время тебе покинуть этот дом, который ты так не любишь. Но перед этим тебе придется снова сходить в душ.
- Расстегни уже наручники. Игра окончена, - я сел и потряс цепью. Брагинский отвел взгляд и почесал голову.
- Но я действительно не могу найти ключ. Я его правда потерял. Прости… - натянуто улыбнулся он.
- Чего?! – возмутился я. Чертов русский! Да какого хрена?! – Как ты мог потерять его?! Как нам теперь их снять?! Надо цепь перерезать!
- Эй! Давай хоть штаны наденем перед этим! У меня тут девушки в доме, если не забыл. Да и Латвия тоже очень впечатлительный, - окликнул меня Россия, когда я уже вскочил с кровати. Я с руганью пополам начал искать свою одежду. Откуда мне было знать, что Наташа в это время удовлетворенно отошла от двери, крутя на пальце украденный ночью ключ.
После всего бедлама я покинул дом Ивана. Меня никто не провожал, включая самого Россию. Как оказалось, его дела шли не лучшим образом. Я начал выводить страну из состояния раздробленности, и вскоре все части были объединены в Федеративную Республику Германия. Буквально через год распался Советский Союз. От него отделились все прибалты, и даже Белоруссия с Украиной. На первом всемирном собрании Иван не появился, но зато я встретился с Италией.
- Дойцу, - натянуто улыбнулся Венециано. Рядом с ним стоял хмурый Романо. – Ты таки смог восстановиться. Я рад за тебя.
- Италия, ты… - начал я, но не смог ничего подобрать. Россия предупреждал меня. – Если я тебя обидел, то прошу у тебя прощения.
- Англия и Америка говорили, что ты плохой, что ты использовал меня, но это ведь все в прошлом. Ты можешь на меня рассчитывать, если в что, - улыбнулся Варгас.
- Я рад, что ты не пострадал, - кивнул я.
***
- И так, я объявляю новое собрание от… - начал Альфред, но вдруг дверь открылась, и появился Россия. Большинство стран с недоверием посмотрели на него.
- Простите, я немного опоздал, - улыбнулся Иван.
- Ничего-ничего, - как-то быстро отмахнулся Америка, стараясь вернуть все внимание к себе. – Ну, раз теперь все в сборе…
Все собрание я ловил себя на том, что изредка скашиваю взгляд в сторону Брагинского. Его соседи по столу были явно не больно счастливы сидеть рядом. Практически все оглядывались на него с явным недоверием, опаской. Я не знал почему, но меня это слегка задело. Неужели он настолько привязал меня к себе? Я еще когда уходил из его дома, понял, что не могу теперь относиться к России плохо. Потому что после всего, что я с ним сделал во время войны, он ни разу не сделал мне больно, не разграбил мою страну, не вел ее к упадку, к уничтожению. Диктаторство еще можно было понять, как вынужденную меру. Я бы на его месте поступил иначе. На выходе я задержался, чтобы встретиться с ним. Тот выплыл из своих мыслей и удивленно посмотрел на меня.
- Людвиг? Ты что-то хотел? – спросил он.
- Э-э… да, - слегка замешкался я. – Может приедешь ко мне в эту среду? Я хотел бы обсудить с тобой договор об экспорте и импорте сырья…
- Это было бы очень кстати, - улыбнулся Брагинский. – Я приеду.
- Тогда до среды, - я протянул ему руку.
- Ага, - он пожал ее. – Мне пора уже.
- Да, увидимся, - кивнул я и пропустил его. Замешкавшиеся в зале Англия, Америка и Франция только переглянулись. Я же смотрел Ивану вслед. Да, после всего я не мог больше не доверять ему. Конечно, я не мог слепо верить всему, но все же… может я стал немного понимать его? Возможно. Но я был бы не против, если бы мы в будущем стали друзьями. И мне так кажется, что он тоже.
@темы: хм..., подарки от писца, хеталька, писульки
-
-
16.03.2010 в 15:20Понравилось, очень, но есть несколько "но"...
1)По моему рейтиг на Nc не тянет, но я в них не сильно понимаю, поэтому могу ошибаться.
2)За незнание истории, наша историчка бы надавала учебником по голове, но я добрее)))
Исторические опечатки: Во-первых, Италия была повержена раньше Германии, вроде еще в 43,
Во-вторых, фашизм в Италии установился раньше нациолизма в Германии, или даже одновременно. Скорее Германия заразился от Италии, чем пастоядное от Дойцу!
В-третьих, тааак, сейчас найду, ага, вот оно. ФРГ образовалась 7 сентября 1949 года, а СССР распался в 1991. В один год 42 года ну никак не могли уложиться. История больная тема, ага.
3)У тебя тут есть ООС. Хотя, поменьше чем у мня, так что можно и проститьХД
4) А что случилось в 42???
З.ы. Я -занудаХД
З.ы.ы. Бескрайняя ты опять за свое? Человеку нужно руку пожать, что такое написал, не поленился, в отличие от некоторых, А ты со своей критикой. Ай-ай-ай! Ну это так, раздвоение личностиХД
-
-
16.03.2010 в 16:36ИстиричкаИсторичка точно убила бы, но про ФРГ... Я помню что объединение Германии 1990 году было, разве нет?поражение Италии честно не посмотрел, но давайте допустим, что Дойцу лопух и не знал х)) ну а Италии маленечко наврали х))
ну оно как-то недоНЦ х)
и я там где-то писал, что-то про то кто первый фашизм принял? просто пятьсот лет не перечитывал х) все, нашел х))
в 42-м был перелом войны в пользу антигитлеровской коалиции. или где-то 42-43гг.
и ООС у меня часто мелькает х)
я ж говорю, я вроде исправился, пишу правильный фик =) но не могу его что-то продолжить =\
-
-
17.03.2010 в 13:50Историчка точно убила бы Наша бы еще перед смертью бы поиздевалась...
Дойцу лопух Ладно, раз у тебя ООС, то допустим, а вот в реале Германия была в курсе и даже ввела в Италию свои войска
-
-
17.03.2010 в 13:54вообще, как оказалось я написал аттестацию лучше всех по истории и она меня вряд ли будет убивать
ну вообще штука давняя, я сейчас уже немного поднаторел х) просто если исправлять, то это полфика переписывать точно, а мне лень))
-
-
17.03.2010 в 14:36пишу правильный фик =) Я хочу прочитать.
-
-
17.03.2010 в 14:37-
-
19.03.2010 в 11:01-
-
21.06.2010 в 21:33Автор, спасибо
-
-
21.06.2010 в 22:18-
-
22.06.2010 в 06:50уже, тоже очень понравилось = )
-
-
22.06.2010 в 10:52