"Слабонервным просьба удалиться"

не знаю что на меня нашло. лучше не читайте. ну правда. я предупредил. я сам это еще не перечитывал.

Автор: Арен-тян
Название: Белый мученик, Черный палач
Рейтинг: NC-17 (за психодел)
Жанр: dark
Предупреждение: это психоделично и жестоко
Аннотация:
Вечером здесь у него заботы,
Ведь униженье - его работа,
Но посмеется последним наш
Невидимый герой.
От автора: я уже понял, что радужное, светлое и доброе – не мой жанр) мое – это или грустное, или жестокое, или философское) теперь же я пишу еще и настолько жестокое… честно сказать давно хотел)
Дисклеймер: основная идея взята из песни Агаты Кристи “Viva Kalman”, я немного приправил своим и предлагаю вам

Белый клоун, белый мученик,
Ради смеха пьяно-жгучего
Будет издеваться над собой!

Вечером здесь у него заботы,
Ведь униженье - его работа,
Но посмеется последним наш
Невидимый герой.

Но в час, когда полночь погасит краски
Бывший Пьеро поменяет маску,
Новый из тех, кто над ним смеялся
Превратится в гной.

Агата Кристи – Viva Kalman

Уверены, что хотите читать дальше?

В темноте не видно красок.
В темноте все окрашено в темные тона.
В темноте множество тайн и загадок.
В темноте кровь кажется черной, а кожа – белой.
В темноте ты видишь то, что неподвластно глазу при свете.
В темноте ты перестаешь видеть то, что видел раньше.
В темноте, рано или поздно, тебя настигает страх.
В темноте ты оборачиваешься на любой шорох.
В темноте все окутано липкой паутиной ужаса…
Только тот, кто свил эти черные липкие нити, упивается твоим ужасом и беспомощностью.
Однако бывает, что осветив темноту, ты пугаешься еще больше, взглянув в дикие глаза хозяина паутины…

Щелкает выключатель, и зеркало в гримерке освещается желтоватым светом лампочек. Он видит свое лицо, скрытое в сумраке, которое тут же прорезает дикая улыбка. Он смотрит себе в глаза и его пробирает смех. Но не время медлить, нет времени на задержки. Он уже облачен в этот глупый белоснежно-белый костюм с нелепо длинными рукавами, черные, словно смоляные, волосы аккуратно уложены, остался только один штрих. Умелой рукой он наносит белила на лицо, аккуратно обрисовывает черной тушью глаза, черную каплю слезы, вздернутые брови и рот, с опущенными уголками губ. Он снова смотрит на себя, в свои глаза. Сегодня вечером его выход, он снова будет героем сцены, хотя лишь недолго. Он поднимается со своего места и выходит из гримерки. Щелкает выключатель, и комнатка в трейлере снова покрывается тьмой.
Когда он вышел под открытое небо, направляясь к шатру, то на него накатили воспоминания. Раньше он до дрожи ненавидел этот шатер, в котором собрались люди, которых он тоже ненавидел. Он шел туда как на смерть. Смерть собственной гордости, раз за разом. Но теперь все это вызывает у него лишь улыбку и смех. Он помнит мгновения, когда перестал сдерживать себя, когда все изменилось. Зачем же нужно было сдерживаться? Совершенно незачем. Он же клоун, он должен смеяться. И он посмеется, но не с ними, не с громким гоготом людей в шатре, а чуть позже, в гробовой тишине и мраке, над трупами, в глазах которых застыл ужас.
Он помнит их, всех до единого. У него память на эти лица и она колоссальна. Он не упустит никого. Никого из тех, кого приметит сам. Сейчас он на этой красной сцене, он унижается перед ними, он играет свою роль, он соответствует своей маске. Он умирает там, под их смех, выискивая взглядом тех, кто смеется громче остальных. Они считают, что этот вечер принадлежит им, и он поддакивает им. «Смейтесь! Смейтесь надо мной! Громче!» - говорит он им. Под этим шатром все принадлежит залу и их смех, это награда. Ведь тот, кто смеется громче всех, станет одним из избранных.
Он видит, что у них от смеха наворачиваются слезы на глазах. Они обожают смеяться над людьми. А он – шут. Он создан для того, чтобы все смеялись над ним. Никто просто не знает, кто посмеется последним. Они проводят его аплодисментами. Они не знают, что покупали билет на свою смерть…
Там, где ждет его неизменное зеркало в желтоватом свете ламп, он сменит маску, сменит костюм. Окрашенные алым губы растянуты в улыбке, волосы стоят шипами в дикой прическе, а огромный нож спрятан под черным балахоном. Наконец-то настало его время. И эта ночь уже принадлежит ему. И он будет с диким смехом резать своих жертв в темноте, окрашивая темноту запахом крови, запахом смерти.
Черная паутина настигнет каждого и теперь им будет не до смеха. Ему нравятся их крики, нравятся их конвульсивные попытки сбежать. Ему нравится видеть, как ужас парализует их, стоит им взглянуть в его безумные глаза. И так до тех пор, пока цирк не сложит шатер и не уедет в другой город, чтобы там все повторилось.
Он кружится в круговороте смеха и смерти, он не помнит, когда стал таким, но всю жизнь все смеялись над ним…
«Тебе только клоуном быть, посмешище. Никому ты не нужен…»
«Ты что, мазохист? Нравится боль? Я покажу тебе боль…»
И они всегда смеялись. Всегда. Пока он не взял в руки нож. Смеяться над ним стоит дорого. Пока он не выпустит из жертвы всю кровь, пока не переломает все конечности, не отрежет что-нибудь на сувенир, он не успокоится.
Но однажды что-то пойдет не так. В тот раз он увидел среди смеющихся лиц девочку. Она не смеялась, ее взгляд был печальным, светлые волосы собраны в кривоватый хвостик. В ее голубых глазах не было ни искры смеха.
«Почему она не смеется? Почему? Почему?!» - судорожно думал он. Что же не так? Он же такой смешной, все давятся хохотом, а она не смеется.
«Смейся, девочка. Посмотри, я же глупый клоун, надо мной нужно смеяться. Так смейся. Смейся! Смейся же!!!»
Но лицо девочки оставалось печальным. Она смотрела на клоуна и ни разу не улыбнулась, лишь мяла в руке подол своего синего платьица.
Он забыл обо всем, обо всех, он не отрывал взгляда от девочки, и его разрывало от неправильности происходящего. Сценарий пошел по иному руслу. На его представлении нельзя не смеяться, этого не может быть.
«Почему? Почему она не смеется?!»
В этот раз он вышел на охоту за ней. Ему не нужно было искать долго, девочка не ушла далеко. Он схватил ее за запястье и уволок в темный переулок. Он развернул девочку к себе лицом и прижал к стене, вглядываясь в голубые глаза. Она пригляделась и узнала его:
- Господин Печальный Клоун? – спросила она.
- Почему ты не смеялась? Почему ты не смеялась на представлении? – он тряхнул ее. – Ответь, почему?!
Он не понимал. Он не мог ничего понять. Он встретился с чем-то аномальным, с человеком, который не смеялся над ним. Такого не бывает. Такого не может быть.
- Я не умею, - тихо ответила девочка. – Я не умею смеяться.
- Что ты говоришь? Нельзя не уметь смеяться! Не лги мне! – крикнул он ей в лицо. Он же клоун, он специалист по смеху. Кто он такой, если не смог рассмешить маленькую девочку?
- Но я правда не умею, господин Печальный Клоун. Я не умею смеяться, - отвечала девочка.
- Не бывает так, - продолжал он. – Что тебе нравится? Расскажи мне, я рассмешу тебя. Я найду то, что заставит тебя смеяться! Я же клоун. Я – шут. Ты не смеешь не смеяться надо мной.
Девочка не отвечала, лишь смотрела печальными глазами на него и молчала.
- Идем, если тебя не смешат те шутки, что смешат всех, то тебя рассмешит другое. Я уверен, тебе понравится! – он снова потащил ее за собой. Он не мог принять аномалии. Нельзя не уметь смеяться. Никогда не будет человека, который не будет смеяться над ним. Каждый будет. И те, кто смеялись не в меру много – отплатят кровью.
Девочка послушно шла за ним. Послушно ждала его в подворотне, куда он привел свою жертву – женщину с представления. Девочка ее помнила из-за аромата лаванды и мяты, что излучали ее волосы. Он помнила ее первый крик, когда Печальный Клоун сломал ей руку. Помнила хруст костей, звук, с которым нож пронзал ее плоть, помнила тепло капельки крови, что попала ей на предплечье.
- Смотри! – говорил девочке он. – Разве не смешно? Не смешно он корчится и кричит? Я не могу удержаться от смеха, глядя на это!
Она помнила дикий смех, помнила безумие в черных глазах, помнила ручейки крови. Она не смеялась, ее взгляд оставался печальным. Она отошла чуть дальше, чтобы кровь не залила ей сандалии. Внезапно она услышала топот с другой стороны переулка. Топот, который в безумном смехе и криках не услышал Печальный Клоун.
- Да, здесь! Я слышал крики! Скорее! – слышала девочка.
Она помнила, что кто-то начал стрелять без предупреждения. Помнила, как дергалось его тело, в которое всаживали пулю за пулей. Помнила, как он осел по стене, оставляя кровавый след, как остекленели его глаза. Суматоха вокруг женщины, которую уносили, не занимала ее. Она смотрела в мертвые глаза маньяка и улыбалась. Она подошла к нему и наклонилась, прошептав:
- Наконец-то ты обрел покой. Ты слишком шумный. Прощай, господин Печальный Клоун.
Она вышла из переулка и, не боясь, пошла через ночь, с улыбкой на губах.

@темы: original, хм..., писульки

---

что-то долго я болею, это напрягает =_= наверное поэтому я только и делаю что смотрю анимехи, но сил для одного фика я таки наскреб. фандом я познал недавно, но рисовка и парни меня в себя влюбили, очень советую) а фандом кстати: Hakuouki Shinsengumi Kitan (Синсенгуми. Демоны сакуры)

а это собственно три главных лица фика и мои любмцы (перечислю слева-направо) Хидзиката Тосидзо, Окита Содзи и главная, тепетно и горячо обожаемая любимка Сайто Хадзиме =)

а вот собстна фик:

Автор: Арен-тян
Фэндом: Hakuouki Shinsengumi Kitan
Название: Удача сопутствует смелым
Рейтинг: переR
Жанр: романс
Размер: миди
Статус: закончен
Персонажи/пары: Хидзиката Тосидзо/Сайто Хадзиме, Окита Содзи
Аннотация: Сайто влюблен в Хидзикату, но боится признаться ему, а рядом еще крутится Окита Содзи…
От автора: Просто обожаю этих двоих… вот и все) а еще кажется я немного на ООСил... ^_^"
Дисклеймер: все создателям HSK и истории, к которой принадлежат реальные командующие отрядом Синсенгуми, а я лишь мелкий врун и писака) наслаждайтесь)

Вишня цветет,
Одинокий цветок.
Еще одна одинокая вишня.

Хидзиката Тосидзо

Взмах, свист, выдох, правая нога вперед, вдох, правая нога назад, взмах, свист, выдох… Хидзиката слышал звуки краем уха, но не отрывался от документа. Только когда на лист упал розовый лепесток, он поднял взгляд от бумаг и глянул в окно. В небольшом дворике тренировался командующий третьим подразделением Синсенгуми, методично взмахивая мечом. Тосидзо понимал его, даже мастеру меча иногда следует размяться. Он угрюмо посмотрел на бумаги, которые он почти закончил. Сдув лепесток, он дописал оставшуюся строку, убрал бумаги в папку, подхватил катану, заправив ее за оби, и вышел к Сайто. Тот обернулся и опустил меч.
- Надоели бумажки, Хидзиката-сан? – негромко спросил Хадзиме.
- Просто захотелось размяться, - ответил он.
- Тогда нападайте.
Тосидзо просто вытащил меч в ответ на это.
Это было странным ритуалом, который повторялся уже в который раз. Бывали дни, когда после завтрака Хидзиката шел разбираться с бумагами, а Сайто тренироваться в том самом дворике. Заканчивалось все одинаково – поединком. А он в свою очередь заканчивается победой кого-либо из двоих…
Хадзиме видел приближающееся к горлу лезвие. Вдох. Мысль. «Он вспорет мне глотку». Бесполезная попытка уклонения. Блеск глаз противника и… лезвие замерло в сантиметре от шеи. Выдох. У обоих даже не сбилось дыхание, разве что от небольшого волнения, из-за адреналина в крови. Розоватый лепесток приземляется на клинок Хидзикаты и тот убирает меч, отступая.
- Как давно мы начали сражаться всерьез? – спросил вице-командир.
- Как только вы вытащили меч, - ответил Сайто.
Тосидзо в ответ только слабо улыбнулся. Хадзиме понял, что впервые увидел, как улыбается вице-командир.
Хидзиката Тосидзо был человеком, который умел разделять личное и служебное. Именно поэтому он был строгим командиром, но достаточно приятным в общении человеком. И если спросить бойцов отряда Синсенгуми, любят ли они своего вице-командира, то они бы хором ответили: «Обожаем». Да, это был человек, который умел расположить к себе людей. Помимо этого Хидзиката был красив и умен, он имел успех у женщин. Сайто Хадзиме тоже очень любил и уважал командира, но… со временем он понял, что испытывает к вице-командиру нечто большее, чем любовь подчиненного. Но он никогда не говорил об этом, никому. Даже своему старому другу – Окита Содзи. Но ему не нужно было говорить, он видел его насквозь.
- С чего ты пришел играть со мной в сёги? – улыбался он.
- Ты возражаешь? – ответил вопросом на вопрос Сайто.
- Нет, но ты раньше равнодушно к ним относился. Выпить захотелось? – почти заговорщицки продолжал Окита.
- Нет, просто сыграть, - Хадзиме сел напротив Содзи.
- Да ладно тебе. Поговорить хочешь? – продолжал допытываться он. – Может, в девушку влюбился?
- Достань сёги, пожалуйста, - проигнорировал вопрос Сайто.
- О, так значит влюбился! – сделал вывод Окита, вытаскивая сёги. – Ну, какая она? Красотка? Я верю твоему вкусу, наверняка высокая…
- Нет никакой девушки, Содзи, хватит, - ровным голосом сказал командир третьего подразделения.
- Не девушка? – удивился Окита. – А кто?... Парень?
- Прошу тебя, тише. Не хочу чтобы подумали что-то не то… - но Сайто оборвали:
- Ого! Ну ты даешь, Хадзиме-кун! Как это ты умудрился?
- Я попросил тебя, тише, - тверже повторил Сайто. – Я разберусь со всем сам. Сёги, Содзи. Я попросил тебя сыграть со мной.
- Сёги? Он, наверное, неплохо играет? Хм, а из наших? – продолжал размышлять Окита.
- Что мне сделать, чтобы ты заткнулся? – не выдержал Сайто.
- Скажи, кто, - не задумываясь, ответил Содзи.
Повисла небольшая пауза, Хадзиме опустил взгляд. Только Окита хотел сказать что-то еще, как он ответил:
- Хидзиката Тосидзо-сан, - Сайто ожидал, что Содзи скажет что-либо, но он лишь улыбнулся и подвинул фигуру.
- Раз так, то давай сыграем в сёги, я помогу тебе стать лучше в игре, - наконец сказал Окита. Хадзиме не ответил, а лишь сделал ответный ход.
Нельзя не заметить, что вечера с Окитой улучшили навыки Сайто в сёги. Но что с ними делать он еще и сам не знал, разве что выпадет шанс сыграть с Хидзикатой, но на него Сайто не слишком уповал. К тому же Содзи сам начал проявлять назойливость.
- Хадзиме-кун, я тут подумал, - Окита лениво передвинул фигуру, - Хидзиката-сан достаточно неплох на лицо, волосы длиннее чем у тебя, а со спины, если бы не плечи, мог бы сойти за девушку…
- Я считаю, что этот разговор оскорбителен для Хидзикаты-сан и неуместен, - оборвал его Сайто.
- Да нет, ты не думай, я просто пытаюсь понять, почему ты…
- Сделай ход и смени тему, - настоял командир третьего подразделения.
- С другой стороны я не понимаю, как ты собрался его добиваться, - проигнорировал Окита слова друга. – Будешь готовить маринованную редьку или дарить цветы?
- Меня устраивает нынешнее положение дел, я ни на что не рассчитываю, - сказал Хадзиме.
- Безответная любовь? Решил всю жизнь так провести, чтобы твой драгоценный достался какой-нибудь красотке? – вскинул брови Содзи.
- Хидзиката-сан мудрый человек, он выберет себе достойную спутницу жизни. Я не хочу, чтобы он возненавидел меня, узнав, что… - Сайто прервался.
- Резонно, - кивнул Окита, сделав ход. – С другой стороны, если бы я был на твоем месте, я бы своего не упустил.
- Даже если и так, - ответил Хадзиме. – Я могу сломать ему жизнь.
- Послушай, я мало что понимаю в твоей любви, но могу сказать тебе кое-что, - Окита указал на него фигурой. – Мы живем на острие меча, нас могут ранить или убить в любой битве. Не считаешь ли ты, что лучше, чтобы рядом был любимый человек? И все равно кто, главное же это чувства, Хадзиме.
Сайто смотрел ему в глаза и не знал, что ответить.
- И еще, - продолжил Содзи, поставив фигуру на доску, - если ты будешь таким угрюмым, ты можешь потерять свою былую концентрацию, и кто-нибудь достанет тебя. Если ты умрешь из-за любви к Хидзикате-сану, то я клянусь, что убью его.
Их разговор прервал какой-то грохот. Они, не сговариваясь, подскочили со своих мест и выбежали из комнаты. Когда они подбежали к комнате, из которой раздавались звуки борьбы, то из нее кто-то вылетел, приземлившись в дворике, а крыша обвалилась, заставляя Сайто и Окиту отступить. В человеке, что вылетел из комнаты, двое узнали Накагуру, который тяжело поднялся с земли.
- Что здесь происходит? – раздался за их спинами голос.
- Все в норме, Хидзиката-сан! – крикнул Синпати. – Один из расэцу обезумел, и я встретил его здесь. Видимо его похоронило под завалом.
- Это была моя комната, - осознал Хадзиме. – Видимо ты решил так предложить мне переночевать на открытом воздухе, Синпати.
- Звиняй, так уж вышло, - почесал затылок Накагура.
- Ничего страшного, Сайто, думаю, кто-нибудь приютит тебя на пару дней, пока крышу не починят, - сказал Тосидзо. – Может быть, ты, Окита?
- Я? – удивился Содзи. – А может не надо, командир? Я так привык жить один, к тому же я храплю, Хадзиме-кун не выспится, а завтра патруль… у вас кстати комната больше моей. Может, вы его возьмете?
- Содзи… - тихо проговорил Сайто, сдерживая раздражение.
- Я думаю, это возможно, - кивнул Тосидзо. – Возьми запасной матрас. Скоро отбой.
- Хорошо, - кивнул Хадзиме, провожая вице-командира взглядом.
- Это твой шанс, Хадзиме-кун. Не упусти его, - улыбнулся Окита.
- Я же сказал, что меня все устраивает…
- Вспомни, о чем я тебе говорил и действуй, как велит тебе сердце, а не голова, - Содзи постучал себя по груди. – Сердце, понимаешь?
И ушел в сторону своей комнаты. Сайто вздохнул и направился за матрасом.
«Несколько ночей сожительствовать с Хидзикатой-саном… и почему сердце так забилось?»

- Можешь лечь вот тут, а вещи оставить вот там.
- Спасибо, - Сайто бросил взгляд на Тосидзо, который сидел с огарком свечи за столом и выводил на листке иероглифы.
- Вы бы не писали в таком сумраке, глазам тяжело, - сказал Хадзиме.
«Ками-сама, кого я учу?» - вздохнул он про себя.
- Ты несомненно прав, но я должен закончить, раз начал, - ответил Хидзиката.
- Могу я поинтересоваться, что вы делаете? – осторожно спросил Сайто.
- Это стихи, - секунду помедлив, ответил Тосидзо.
- Я не знал, что вы пишете, - слегка удивился Хадзиме.
- Это просто хобби, - слегка улыбнулся Хидзиката. Сайто подметил, что уже второй раз вызвал у вице-командира улыбку, и это польстило ему. Неожиданно для себя, Хадзиме попросил:
- Если вам не сложно, не могли бы вы зачитать хотя бы одно?
Тосидзо слегка удивленно обернулся на Сайто.
- Ты увлекаешься поэзией? – спросил он.
- Можно сказать и так, - «Это ведь вы написали…»
- Что ж, раз так… - Хидзиката пододвинул свечу ближе к листку.
– Весеннюю траву
Помнят пока
Она не потеряла свой цвет.
- У вас хорошие стихи, - без тени лести сказал Хадзиме.
- Благодарю. Уже время отбоя, пора ложиться, - Тосидзо начал собирать бумаги в стол.
- Вы правы, - Сайто раскатал матрас и начал переодеваться. Когда оба легли, то Хидзиката задул свечу, и комнату заполнила темнота. Сайто казалось, что у него сердце стучит слишком громко. Ему потребовалась пара часов, чтобы заснуть.
С утра отправившись в патруль, Хадзиме думал немного успокоиться и привести мысли в порядок. На свежем воздухе, влившись в поток повседневных обязанностей, ему это удалось. Сайто не хотелось глупо выдавать свои чувства, и поэтому он подготавливался к тому, что будет ждать его в штабе, а именно к Хидзикате Тосидзо. Он хотел побольше времени провести с вице-командиром, лучше сдружиться с ним, узнать его ближе. Именно этого и хотело его сердце, большего Сайто не мог помыслить, он уговаривал себя, что не может переступить черту, после которой нет возврата. Однако он не был готов к тому, что ожидало его вечером.
- Сайто, ты не был на осмотре, - Хидзиката закрыл за собой сёдзи.
- Прошу меня простить, я совершенно забыл. Доктор Мацумото еще здесь? – поинтересовался Хадзиме.
- Нет, он отбыл уже полчаса как. Я лишь сейчас вспомнил, что тебя не было, - Тосидзо вздохнул. – Ладно, раздевайся, я сам тебя осмотрю. Кое-что я все-таки умею.
Хадзиме показалось, что сердце пропустило удар. Сам осмотрит? Ну да, его семья изготавливала лекарства, он вполне мог научиться основам медицины.
- Хорошо, - кивнул Хадзиме, снимая верх кимоно. Он ожидал и боялся прикосновения тонких и сильных пальцев. Когда Хидзиката начал осмотр у Сайто участилось сердцебиение. Он понимал, что может контролировать все что угодно, кроме сердца.
- Ты дрожишь, Сайто, - сказал Тосидзо. – Ты не болен? У тебя учащено сердцебиение.
«Это все, потому что вы ко мне прикасаетесь» - подумал Хадзиме, но сказал другое:
- Я не знаю, вам виднее.
- Может лучше отлежаться денек, чтобы избежать неприятностей, - раздумывал Хидзиката.
«Не отрывайте от меня рук, пожалуйста. Пусть это продлится чуть дольше. Я же могу позволить себе маленькую слабость? Небольшую…»
- Хидзиката-сан, не могли бы вы осмотреть мне шею, она сегодня немного болит, это беспокоит…
«Именно так, исподтишка наблюдать за вашим лицом, быть так близко… я переступил черту. Мне уже не вернуться. Я так хочу прикоснуться к вам, Хидзиката-сан. Я не выдержу…»
Стук. Тосидзо повернулся.
- Тоси, есть небольшое дельце, - видимо это Кондо. – Ты занят?
- Да, нет. Уже закончил, - ответил Хидзиката. – Сайто, отлежись немного, наверное ты подустал.
- Хорошо, Хидзиката-сан, - кивнул Хадзиме. Как только вице-командир покинул комнату, Сайто медленно оделся. Как только пропало ощущение чужих рук, он почувствовал нестерпимый холод. Раскатав матрас, Хадзиме улегся на него сверху.
«Пахнет Хидзикатой-саном… возможно, я по ошибке раскатал его матрас. Каким я стал рассеянным. Содзи предупреждал меня, что я могу потерять концентрацию. Но что мне делать? Я не знаю, как быть. Я не хочу, чтобы Хидзиката-сан меня возненавидел».
С этими мыслями Сайто провалился в дрему.
Когда он проснулся, то в комнате уже было темно. Только свеча горела на столе, где Хадзиме увидел уже знакомую фигуру в фиолетовом косоде. Сайто сел и потер ноющий висок.
- Уже проснулся, - повернулся к нему Хидзиката. – Ты проспал ужин. Я принес твой, когда вернулся сюда, но еда уже остыла.
Сайто рассеянно посмотрел на поднос с тарелками возле сёдзи.
- Тебе уже лучше? – спросил Тосидзо.
- Да, - кивнул Хадзиме. – Голова только болит… простите, я спал на вашем матрасе.
- Ничего страшного, - откликнулся Хидзиката. – Лучше поешь.
Сайто придвинул к себе поднос и медленно начал есть. Судя по вкусу, сегодня кухарил Харада. Он вечно недосаливал.
- Окита передавал тебе, что как только тебе станет лучше, он ждет тебя на партию в сёги, - снова отозвался Тосидзо. – Не знал, что ты играешь.
- Содзи я еще ни разу не выигрывал, - ответил Сайто.
- Да, он сильный игрок, - кивнул Хидзиката.
- Может, вы хотите сыграть? – спросил Хадзиме. Возможно, навыки, что он отработал с Окитой, пригодятся ему.
Тосидзо посмотрел на папку бумаг и вздохнул.
- Да, наверное, можно, - кивнул он, отодвигая бумаги. В нижнем ящике столика обнаружилась доска и фигуры. Вместе с ними оттуда выпала красная лента.
- Красивая, - сказал Сайто. Хидзиката подобрал ее.
- Да. Я люблю красный, - он положил ленту на место и установил доску. Хадзиме отодвинул поднос с посудой и уселся поудобнее. Он так привык, что Окита не замолкает во время игры, что тишина показалась давящей. Однако сам факт того, что он играет в сёги с Хидзикатой-саном, компенсировал все. Сайто был полностью сосредоточен на игре, он хотел показать все, на что способен. Но все же он проиграл. Хадзиме это не очень расстроило, он знал, что вице-командир хорошо играет.
Еще через несколько партий с одинаковым исходом оба согласились, что на сегодня хватит.
- Я хотел лечь сегодня пораньше, если ты не возражаешь, - сказал Хидзиката.
- Нет, все в порядке, - ответил Сайто. Однако ему не спалось, поэтому он смотрел в потолок и размышлял. За это время он достаточно много времени провел с Хидзикатой-саном, много узнал про него. И ощути раз его прикосновения, не мог заставить себя отказаться от него и наблюдать со стороны. Но Хадзиме был в смятении. Что ему сделать? Единственный, с кем он говорил о своих чувствах, был Содзи. Наверное стоит сказать ему спасибо… Неожиданно Сайто осенило, и он слегка улыбнулся через темноту.

На следующий день Хадзиме остался с Хидзикатой наедине только вечером. Когда он зашел в комнату, то увидел вице-командира в привычной позе за столом, но в руках он держал коробочку, перевязанную красной лентой.
- Вам кто-то подарил подарок? – спросил Сайто, заходя внутрь и закрывая за собой сёдзи.
- Да, - все еще не отрывая взгляда от коробочки, ответил Тосидзо. – Принес посыльный сегодня перед ужином.
- И вы еще не открыли? – удивился Хадзиме.
- Мне очень редко дарят подарки, - ответили ему. – Анонимные - еще реже.
Он замолчал, и после секундного замешательства, все-таки потянул за ленту. Внутри оказался небольшой ветряной колокольчик с красными рыбками на прозрачном стекле. Хидзиката улыбнулся.
- Этот кто-то видимо неплохо меня знает. Это любопытно, - он положил колокольчик обратно и убрал в стол. Сайто не мог знать, почему Хидзиката-сан остался так холоден к подарку, но это вызвало смятение в его душе. В конце концов, он взял свой последний увольнительный, чтобы купить этот колокольчик. Выбор дался ему очень нелегко, Сайто переживал, что подарок может не понравиться. Однако у вице-командира подарок вызвал полубезразличную улыбку и все…
«Зачем я вообще это сделал? – думал Хадзиме, разглядывая потолок. – Идиот, послушался совета Содзи. Я не умею ухаживать, я не столь красноречив, как Окита и не настолько твердолобый как Синпати… Если я не откроюсь, я ничего не добьюсь, но что будет, если Хидзиката-сан узнает?...»
Сайто помнил их последний разговор с Содзи:
«- Как делишки, Хадзиме-кун? Все еще ходишь кругами вокруг Хидзикаты-сана? – улыбался Окита.
- Что тебе нужно, Содзи? – снова проигнорировал вопросы друга Сайто.
- Просто захотел узнать, как ты там. Я же переживаю, - продолжал улыбаться Окита. – Все еще боишься признаться ему?
Хадзиме промолчал.
- Я так и думал, - сделал вывод Окита. – Может, конечно, он воспримет все в штыки, но ты не знаешь наверняка. Если ты продолжишь мяться в нерешительности, ты потеряешь все. Судьба подкинула тебе такой шанс, а ты игнорируешь его. И чем больше ты будешь тянуть, тем больше в тебе разуверится госпожа судьба.
- Ты совершенно не понимаешь, что я сейчас чувствую, - тихо сказал Хадзиме.
- Возможно, - пожал плечами Содзи. – Но я зато знаю, что удача сопутствует смелым. Когда ты успел стать трусом? Вспомни, как ты сражался в пылу битвы. Там ты не боишься, хотя можешь умереть. Так чем хуже здесь?
Сайто снова промолчал и вздохнул.
- Я верю в тебя, Хадзиме-кун. Не подведи… себя, - улыбнулся Окита».
Хадзиме закрыл глаза, засыпая…
И почти сразу открыл, когда его коснулась чья-то рука. Перед собой он увидел лицо Хидзикаты.
- Ты метался во сне, - сказал он.
«Удача любит смелых».
- Я люблю вас, - выпалил Сайто.
- Что? – удивился Тосидзо.
- Я люблю вас, - повторил Хадзиме.
- Это недопустимо, - вскочил Хидзиката. – Это… омерзительно!
- Но… - начал было Сайто. Хидзиката вытащил меч.
- Я не могу простить этого. Тебе лучше умереть, чем ходить с позором.
- Остановитесь, Хидзиката-сан! Нет!...
«Сайто…»
- Готовься к смерти, - Тосидзо занес клинок.
«Сайто… Сайто!...»
- Нет, Хидзиката-сан! Прекратите! Это лишнее!...
Клинок опустился, Сайто зажмурился…
«Хадзиме!»
…и проснулся, тяжело дыша. Над ним навис Хидзиката, глаза его были обеспокоенные.
- Хадзиме, что с тобой? – спросил он. – Кошмар?
«Он назвал меня по имени…» - мелькнула мысль.
- Да… кошмар… - подтвердил Сайто.
- Ты последнее время сам не свой. Что тебя беспокоит? Возможно, я смогу тебе помочь…
- Нет, я… это не столь важно… - как-то не очень уверенно сказал Сайто.
- Могу я задать тебе вопрос, Хадзиме? – вдруг серьезно спросил Хидзиката, дав ему сесть на постели. Он кивнул.
- Это ведь ты прислал мне подарок? Я прав?
- Как вы узнали? – удивился Сайто.
- Догадался, - ответил Тосидзо. – Значит, причина твоего беспокойства я? Ты в меня влюблен?
Хадзиме отвел взгляд. Его молчание было ответом, который ожидал вице-командир.
- В таком случае, помочь тебе я могу только одним, - продолжал Хидзиката.
«Сейчас он скажет, что между нами никогда ничего не будет…» - снова мелькнуло у Сайто. Он был готов. Но к поцелую, которым одарил его Тосидзо, Хадзиме был совершенно не готов.
- Что вы делаете, Хидзиката-сан? – удивился командир третьего подразделения.
- Во время нашей вчерашней партии в сёги с Окитой, он завел со мной достаточно неожиданный разговор…
«- У вас до сих пор нет девушки, Хидзиката-сан, - вдруг сказал Содзи.
- Какое это имеет значение на данный момент? – поинтересовался Тосидзо.
- Насколько я слышал от Кондо-сана, вы вообще мало времени уделяете женскому полу, хотя их внимание к вам иногда даже назойливо. Вы боитесь отношений?
- Нет, просто я…
- …были заняты работой и решили, что женитесь сразу после подавления революции. А что если вы погибните?
- Я уже рассматривал этот вариант. К чему ты клонишь?
- Любовь нужна всем. Особенно тем, кто живет на грани смерти. И имеет ли значение, чья и какая любовь? Вы согласны, Хидзиката-сан?»
- Я обдумывал его слова, а потом мне прислали подарок. Сначала я подумал, что это Окита, но потом решил, что с его характером, он бы открылся сразу. Сделав несколько выводов, я решил, что это ты.
- Вы хотите сказать, что ответите мне? – Сайто толчками принимал происходящее. Опять Содзи?... Другу явно нужно было поставить памятник. Что уже мысленно проделал Сайто.
- Я думаю, что не откажу тебе, Хадзиме, - сказал Тосидзо.
- Хидзиката-сан…
- Можешь называть меня Тосидзо. Но не на людях.
- Хорошо… Тосидзо, - кивнул Сайто. – Можно мне еще поцеловать… тебя?
- Можно, - подтвердил Хидзиката. Хадзиме не упустил свой шанс, он поцеловал, долго не отрывая губ от возлюбленного.
- Уже поздно, пора спать, - оторвавшись от Сайто, сказал Тосидзо.
- Да… - нехотя подтвердил Хадзиме.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Когда погасла свеча, Хадзиме ощутил себя словно обманутым. Но это то, чего он хотел. Разве нет? Чего еще большего просить? Однако Сайто знал, чего. И его пугало, что он заходит настолько далеко. Ему всего лишь дали согласие, это не значит, что…
«… что Хидзиката-сан согласился переспать со мной».
Хадзиме понял, что быть влюбленным, это значит быть ненасытным. Как только ты получаешь что-то, то тут же начинаешь хотеть большего. И он не знал, как теперь справиться с желанием. Он ведь так и не признался, не произнес заветных слов. Поэтому страх все еще остался с ним. Завтра последняя ночь, комнату почти восстановили. Это последний шанс добиться всего, чего он желал. Получить Хидзикату Тосидзо целиком.

С самого утра Сайто был настроен решительно. Даже на общем завтраке все поглядывали на него с подозрением. Содзи только улыбался издалека, но не подошел к нему даже потом. Хадзиме понятия не имел, что нужно делать, если все-таки он решится зайти настолько далеко. Он хотел быть готов, хотя спросить ему было абсолютно некого. Однако Сайто знал, остановиться он уже не сможет. Так он думал до тех пор, пока не настал вечер и Хидзиката не вернулся в комнату. Страх снова нашел его, сковав тело.
- Что-то не так? – спросил Тосидзо. – Что-то случилось?
Он читал по взгляду, от него сложно было что-то укрыть.
- Хадзиме? – Тосидзо опустился рядом с ним, вглядываясь Сайто в лицо.
«Нужно признаться ему. Иначе этот страх не пройдет».
- Я должен сказать тебе, - начал Сайто.
- Я слушаю.
- Я… - на секунду он замялся. – Я люблю тебя. Я не рассчитывал на взаимность, но как только получил ее, то сразу понял, что этого мало, что я хочу большего.
- Чего? – спросил Хидзиката.
- Я хочу… переспать с тобой, - и, не дожидаясь ответа, поражаясь своей наглости, Сайто притянул вице-командира к себе и поцеловал. Тот ответил на поцелуй, чувствуя, как руки Хадзиме скользят по его груди, а потом уцепились за оби.
- Погоди, Хадзиме, - осторожно прервал его Тосидзо. – Ты уверен, что хочешь этого? Ты готов к этому?
- Да, я уверен, - ответил Сайто. – Я подготовился, я хочу, чтобы ты меня… чтобы мы…
Хадзиме не смог договорить, на него обрушился шквал. Никогда он не видел Хидзикату таким. Неудержимым, почти свирепым. Он слышал от тех, кто видел невозмутимого вице-командира в гневе, что разозлившись Тосидзо превращается в демона. За то и получил свое прозвище. Но некому было поведать Сайто, что в постели, на вид холодный Хидзиката, обращается в пламя. Яростное, неудержимое. Все что мог сейчас Хадзиме, это покорно дать себя раздеть и увидеть, как вице-командир разденется сам, затушив свечу собственной одеждой, норовя спалить ее.
- Ты знаешь, что нужно? – тихо спросил Хидзиката, нависая сверху.
- Я ни разу еще не занимался подобным, но… возможно смазать чем-нибудь…
Тосидзо на секунду замер, а потом подобрал свое косоде и извлек из карманчика флакон.
- Окита сегодня подарил мне массажное масло. Он знает? – спросил Хидзиката.
- Возможно, - Сайто благодарил темноту, что вице-капитан не видит его румянца. Содзи же казался каким-то подозрительно осведомленным. Нужно расспросить его…
Однако все мысли ушли, когда два влажных пальца коснулись его в неожиданном месте, заставив румянец распространиться. Тосидзо смазал вход и себя, а потом наклонился к любовнику.
- Я не знаю, каково это, но я буду осторожен, Хадзиме, - прошептал он. Сайто кивнул, ожидая, что вскоре произойдет то, о чем он думал целый день. Первым ощущением была боль, неприятная, но не сильная. Но боль отступала, сменяясь каким-то непривычным ощущением. Очень непривычным. Сквозь сумрак Сайто наблюдал за лицом любовника. Ему было приятно, даже очень. Чем дальше он входил, тем приятнее становилось.
- Хадзиме… - пробормотал Хидзиката. Было понятно, что он сдерживается. Сайто понемногу привыкал к необычным ощущениям. Боль уходила.
- Не нужно сдерживаться, мне уже не больно… - проговорил Сайто. Когда его любовник начал двигаться, задевая какую-то точку внутри, то Хадзиме почувствовал нарастающее удовольствие. Темп нарастал, в тяжелое дыхание вмешивались стоны, над ухом Сайто слышал шепот:
- Хадзиме… Хадзиме…
Хвост длинных волос щекотал ему шею, сам он делал все возможное, чтобы не шуметь.
- Тоси… - шептал Сайто. – Не сдерживайся… быстрее…
Когда темп ускорился, то Хадзиме неожиданно громко застонал, после чего закрыл себе рот рукой. Хидзиката пресек эту меру.
- Не нужно… я хочу слышать…
Тосидзо кончил первым, после чего быстро довел до финиша любовника.
- Это то… чего ты ожидал? – вдруг спросил Хидзиката.
- Нет… - ответил Сайто. – Я не мог и представить, что все будет так хорошо…

- Содзи, можно тебя на пару слов? – позвал его Хадзиме.
- Что такое? Какие-то проблемы с Хидзикатой-саном? – улыбнулся Окита.
- Ты очень помог мне, спасибо, - поблагодарил его Сайто.
- Не за что, Хадзиме-кун. Что-то еще?
- Да… - начал командир третьего подразделения. – Ты спишь с Кондо-саном?
Удивление на лице Окиты не заставило себя ждать.
- Откуда ты узнал? – спросил он.
- Догадался, - ответил Сайто. – Слишком уж ты осведомлен в отношениях с вышестоящими лицами.
- Ты меня поймал, - скрестил руки на груди Содзи и улыбнулся. – Только никому ни слова, ладно?
- Можешь рассчитывать на меня.
- Тогда удачи тебе с Хидзикатой, Хадзиме-кун.
- И тебе удачи.
Встретившись за поворотом с Тосидзо, Сайто хватило лишь легкой улыбки, чтобы сказать ему, что его догадка была верна.
В дворике отцветала сакура. Удача сопутствует смелым, а смелости бойцам отряда Синсенгуми не занимать.

а еще автор хочет выздороветь... очень хочет Т_Т

@темы: писульки

---

потырено, но понравилось

@темы: бугага

---

черт возьми, определитесь уже

Это, конечно, мое мнение, но вы - Lawful Neutlral

Вы флегматичны и молчаливы. Вы не суете свой нос не в свое дело, и окружающие вам за это благодарны. Несмотря ни на что, вы имеете свою точку зрения на все и придерживаетесь ее неукоснительно. И вы не погонитесь за чужим. Вы методично и твердо идете по жизни. Вы достойны уважения.

Пройти тест

@темы: тестня

---

и еще балавство. наверное последнее. но болеть я продолжаю =_=

Эти персонажи верят в то, что общество и его порядки можно использовать с выгодой для себя. В союзах и организациях высокого положения достигает тот, кто достоин править и определять, каковы должны быть отношения между правителем и его слугами. С этой целью законопослушные злые персонажи поддерживают общество и те его законы, которые защищают их собственные интересы. Если кто-то страдает из-за закона, который выгоден такому персонажу, - что ж, не повезло бедняге. Законопослушные злые персонажи подчиняются законам не из страха наказания, а исходя из своих принципов. Если их заставить дать клятву или подписать контракт, которые им невыгодны - они будут их соблюдать. Поэтому, как правило, такие персонажи дают свое слово с большой осторожностью. Они могут нарушить его, только если найдут законный или соответствующий нормам поведения в данном обществе способ сделать это. В качестве примера таких персонажей можно привести правителя-тирана или жадного ростовщика.

Какой у тебя элаймент?

кто бы мог подумать... я если и злой, то нейтрально

@темы: тестня

---

Пойти узнать, какие металлы нумерологически подходят Вашей точке мандалы: uborshizzza.livejournal.com/866165.html

удивительно, мой любимый металл

ПыСы: продолжаю болеть и баловаться

@темы: тестня

---

болею и балуюсь

Вам нужен ЧИП.

Вы человек умный, отчего многие считают вас задавакой. Впрочем, люди и их мнения вас не интересуют. Вот цифры — другое дело. И вы, конечно, не отказались бы от чипа как у Джонни-мнемоника. Вероятно, имплант сотрет ваши личные воспоминания, но вы и сами давно мечтали избавиться от этого мусора.

Узнать, какого органа вам не хватает

@темы: тестня

---

Небо над Берлином

Сегодня меня настигло Небо над Берлином. Не скажу, что я испытал какой-то дикий восторг, нет. Скорее умиротворенность, погружение и одновременно возвышение. В ряд голосов и слов вмешивался поток собственных мыслей которые нельзя удержать, которые рвутся куда-то из тебя.
Сегодняшний вечер был идеален для написания того, что было написано. Для вопросов, что были заданы. Для мыслей, которые проскочили мимо, уносясь в Небо над Берлином...

цитаты из "Небо над Берлином"

"Когда ребенок был ребенком, он ходил, опустив руки… Он хотел, чтобы ручеек был рекой, река — бурным потоком, а эта лужа морем. Когда ребенок был ребенком, он не знал, что он ребенок. Все его воодушевляло, и все души сливались в единое целое. Когда ребенок был ребенком, у него не было ни суждений, ни привычек. Часто он садился, скрестив ноги, а потом срывался и бежал. У него были густые вихры, и он корчил рожи, когда его фотографировали".

"Когда ребенок был ребенком, это было время вопросов: Почему я — это я, и почему я — это не ты? Почему я здесь, почему не там? Когда началось время и когда кончается пространство? Может быть, наша жизнь под Солнцем — это только сон? Может быть, то, что я вижу, слышу, чувствую — это только мираж мира в этом мире? Существует на самом деле зло и есть ли по-настоящему злые люди? Как получается, что до того как я стал тем, кто я есть, меня не было, и что однажды я перестану быть тем, кто я есть?"

"Когда ребенок был ребенком, он терпеть не мог шпинат, зеленый горошек, рисовую кашу и вареную цветную капусту. А теперь он все это ест и не потому что его заставляют… Когда ребенок был ребенком, он однажды проснулся в чужой постели, а теперь это происходит с ним постоянно. Тогда многие люди казались ему красивыми, а теперь — лишь некоторые. Он имел ясные представления о рае, а теперь он о нем лишь догадывается. Тогда он не думал о не бытие, а теперь трепещет перед ним. Когда ребенок был ребенком, его жизнь была вдохновенной игрой, а теперь вдохновение иногда посещает его во время работы".

"Когда ребенок был ребенком, ему хватало яблок и хлеба, чтобы наесться. Так было всегда. Когда ребенок был ребенком, ягоды сами падали ему в руки, как это делают только ягоды. И так было всегда. Неспелые орехи пощипывали ему язык. Так было всегда. Забравшись на гору, он мечтал забраться на другую, еще выше. А попав в какой-нибудь город, мечтал оказаться в другом, еще большем. Так было всегда. Забравшись на дерево, он тянул руку к вишням, и испытывал восторг такой же, как сейчас. Стеснялся незнакомых людей так же, как сейчас. Он ждал первого снега, ждет его и теперь. Когда ребенок был ребенком, он метнул в дерево палку, как копье, и она до сих пор дрожит".

"Я никогда не была одинока, ни одна, ни с кем. Но мне хотелось испытать, наконец одиночество. Одиночество означает, что ты обрел цельность, теперь я могу это сказать потому, что сегодня вечером я наконец одинока. Пора покончить со случайностями в своей жизни. Не знаю, существует ли судьба, но я уверена, что существует возможность принять решение, решайся, теперь мы сами как время. Не только весь город, весь мир будет сегодня с нами. Отныне мы с тобой не просто - двое, мы воплощаем нечто большее. Вот мы с тобой на огромной площади, где полно народа и все люди на этой площади мечтают о том же, о чем и мы. Мы определяем игру для всех – я готова. Теперь твоя очередь – ты держишь все нити, теперь или никогда. Я нужна тебе и буду тебе нужна. Мы переживаем величайшую из историй – историю мужчины и женщины. Это будет история исполинов невидимых и пренебрегающих пространством – история новых прародителей. Посмотри мне в глаза, в них отражается неотвратимость будущего всех людей на площади. Этой ночью во сне мне явился незнакомец…- мой мужчина, только с ним я могла быть единым целым. Только для него открыла бы душу, все открылось бы для него, до конца. Впустила бы его в себя и провела бы по лабиринту счастья и радости. Я знаю, - это был ты".

"Что-то произошло и продолжает происходить, что-то очень важное. Ночью мне открылась правда и она не теряет своей подлинности днем, даже наоборот, кто был кем? - Я был в ней, а она вокруг меня. Если на свете хоть один человек, утверждающий, что он никогда не был единым целым с другим человеком – я единое целое, был зачат не смертный ребенок, но бессмертный образ человечеств… Этой ночью я научился удивляться. Она пришла, чтобы отвести меня к себе, и я обрел свой дом. Однажды это было – было однажды, а значит будет всегда. Образ который мы создали, останется со мной до самой смерти – я буду жить в нем. Изумляться нам двоим – это изумление мужчины перед женщиной, а женщина превратила меня в человека. Я знаю теперь то, чего ни один ангел не знает".

ЮПД: Небо над Берлином бывает разным. И хотя оно меняется, но в то же время остается неизменным. В нем хранится толчок, некое послание, зашифрованное в строках и между них. И только мы сами можем решить, что делать с тем, что мы поняли. И что делать, если мы ничего не поняли. Каждый найдет там свою часть послания, и для каждого она будет истолкована по-своему. В этом прелесть Неба над Берлином. Кто-то, спустившись, находит все, чего желал, находит множество хорошего, познает мир мягко, не торопясь, как Доминик. Но к кому-то все может повернуться не так радужно, кто-то познает мир иначе, кто-то увидит людей и их мир жестко, с худших сторон, как Кассиель. Однако всякое знание стоит своих доспехов.

цитаты из "Небо над Берлином 2"

"Вы, вы, кого мы так любим: вы не видите нас, вы не слышите нас, вы считаете, что мы от вас так далеко, а ведь мы так близко! Мы посланы, чтобы приблизить тех, кто вдали. В нас самих нет никакого значения. Мы всего лишь посланцы, и послание наше – любовь. Мы - ничто. Вы для нас все. Позвольте нам жить в ваших глазах! Смотрите на ваш мир через нас. Верните себе с нашей помощью глаза, полные любви! Тогда мы будем близки к вам, а вы к нему. И мы в пути".

"Если бы небо сейчас разверзлось и появилась надпись: "Вам, немцам, больше в этом мире не место", какой бы великой милостью это было бы для нас".

"Когда ты наконец прекратишь говорить? Почему для того, чтобы ты заметил, что ты глухой и не слышишь других, все сначала должно быть уничтожено и разрушено, все чувства, все желания, все?"

"Как бы мне хотелось стать на время одним из них! Смотреть их глазами, слушать их ушами, понять, как они ощущают время, проходят через смерть, чувствуют любовь и познают мир. Стать одним из них, чтобы в это темное время приносить больше света".

"- У тебя на лбу, Кассиель, слово, написанное слезами. Это слово утраты, рассказывающее о том, кто хотел посмотреть на Рай извне, но дорогу назад уже не нашел. Однажды, на короткое мгновение, это слово появится.
- Откуда вы знаете мое имя?
- Имя значения не имеет, главное это слово на лбу. Береги его".

"- Я вас знаю! Я был на вашем концерте! Вы пели песню "Почему я не могу быть хорошим?".
- Если бы я знал, почему я не могу быть хорошим, я бы вам сказал".

"Zeit ist kunst" - "Время это искусство"

"Давным-давно был золотой век гармонии между землей и небом. Когда высокое было высоким, низкое - низким, внутреннее - внутренним, а внешнее - внешним. А теперь у нас деньги и во всем нарушено равновесие. Говорят, что время - деньги, но ведь это не так. Время - это отсутствие денег".

"Я хочу тебе кое-что объяснить. Времени не хватает, это первое. Для труса время будет трусливым, для героя - героическим, для шлюхи время - очередной обман. Если ты добрый, то и время твое доброе, если ты торопишься, то время летит. Время слуга, если ты его хозяин, время твой Бог, если ты его собака. Ты - создатель времени, жертва времени и убийца времени. Время безвременно, это второе. А ты, Кассиель, часы".

"Смелее, Кассиель, раньше ты никогда не боялся высоты".

"Люди видят иначе и разучились видеть как мы. Их глаза привыкли только брать, но не вбирать. Забирают, но уже ничего не отдают. Они забыли, что свет попадает через глаз в сердце и, выйдя из него, светит через глаз в мир. Цепочка разорвана".

запись создана: 30.07.2010 в 00:45

@темы: кино, (с), хм..., Небо над Берлином

---

наболело

о той самой жаре... так вот, все дохнут от жары, одни сибиряки перебиваются 15-20 градусов по дяде Цельсию. это даже несправедливо. хочу жару! хочу искупаться в речке, а потом вылезти оттуда и не околеть Т_Т да что ж это такое? ветер да дождь, правда бывает тепло, но тепло не так как хочется... а потом опять холодать будет. эх... ками-сама, ниспошли нам умеренно-холодную зиму, чтоб не как в тот раз -40 полмесяца и ветер. пусть будет хорошо, снежно, в пределах -25 по тому же дяде Цельсию... да, сибиряк должен зиму любить, одна отрада. от лета все равно хорошего не жди *заготавливает горные лыжи и снаряжение*

@темы: ни о чем, местное

---

еще бличестарье)

Автор: Арен-тян
Фэндом: Bleach
Название: Безумная Королева Цветов
Рейтинг: PG-13
Жанр: джен, местами юмор
Статус: закончено
Персонажи/пары: Кёораку Шунсуй (сам в шоке!), Катен Кёкоцу, Укитаке, Ямамото, маленький пейринг Кёораку/Укитаке
Предупреждение: хм… мб ООС, потому что не очень хорошо знаю персонажей. В особенности Катен Кёкоцу
Аннотация: О Шунсуе и его занпакто
От автора: Посвящается Катен) ПС: было написано во времена, когда Катен Кёкоцу была только одна, а вакидзаси еще не появлялась
Дисклеймер: Всех имеет Тайто Кубо, который в оригинале Нориаки Кубо (теперь он может иметь нас под разными именами!)

- Несносный мальчишка! – нельзя сказать, что жизнь в знатном клане была сладкой.
- Это переходит все границы! – даже больше, можно было назвать ее невыносимой, если бы нельзя было себе позволить некоторые шалости.
- Шунсуй, я тебе говорила – еще одна такая выходка и я отправлю тебя в Академию Синигами! – однако даже эти шалости потом могут окупиться дорого.
- Но мама! Я просто люблю игры. Почему я не могу сыграть с девушкой, которая мне понравилась? – не понимал Шунсуй.
- Нельзя играть в такие игры на знатном приеме! – вознегодовала она. – Отдай сейчас же оби этой девушки.
- Я же сказал ей, что мы играем в цвета. Кто какой цвет назвал, то и снял деталь того же цвета. Я назвал красный, - он продемонстрировал широкий красный оби «раздетой» им девушки.
- Сколько тебе лет, Шунсуй? – мать вырвала из его рук пояс. – Я думала, что только маленькие дети делают такие глупости. Ты нас позоришь!
- Все это очень скучно. Я хотел разнообразить вечер, - совершенно искренне оправдывался Шунсуй. – К тому же девушки так милы, когда выглядят смущенно…
Его мать только вздохнула.
- Тебе уже шестнадцать лет, Шунсуй, - тихо начала она. – Раз тебе так скучно в клане, то готовься отправиться в Академию. Там из тебя сделают настоящего мужчину.
- Но мама! Я не хочу! – запротестовал он.
- Это уже не важно. Теперь все решил твой отец, - она развернулась и пошла обратно в зал, оставив Шунсуя под открытым небом раздумывать о том, как он будет выживать в Академии Синигами.

Клан Кёораку был одним из знатных кланов, который очень почитался. Не нужно и говорить, что отпрыска из этого клана с распростертыми объятиями приняли в Академию. Набор шел в течение года, потому что ее только-только собирались открыть. Люди потянулись туда со всех краев – и руконгайцы, и аристократы. Едва ли не каждая семья посчитала честью отдать на обучение своего отпрыска, ведь ранее ремесло синигами не было настолько доступно. И вот таким вот отпрыском, отданным в Академию, оказался Кёораку Шунсуй. На званом вечере в честь открытия, все просто сверкали белыми косоде и синими, или красными хакама. Шунсуй просто стоял у стола, пробовал закуски и выглядывал в толпе первокурсников знакомых.
«Какие красотки мимо прошли, надо бы их запомнить… А вон, самый главный в этой бодяге, о чем-то беседует с нынешней главой клана Шихоуин. Рядом еще стоит какая-то девица. Тоже есть чему глазом зацепиться, но клан Шихоуин отличается такими нравами, что лучше держаться подальше. Так, а вот эта надменная парочка… как же их фамилия… что-то с гнилью связано… хм… а, точно! Братья Кучики! Как носы вздернули, чуть ли не перпендикулярно потолку. Старший из братьев какой-то весь из себя красавчик, явно самовлюбленный до чертиков. А вот младший темная лошадка. Такие тихони самые опасные, руку по плечо могут оттяпать. А этот парень, что громко смеется? Вроде из клана Шиба. Видел его раз на ужине в честь сецебуна, неплохой парень. А вон вассалы Касуми Одзи. Интересно что же они никого из своих не отправили. А руконгайцев-то сколько. Интересно будет пообщаться…»
- Скучаешь? – вдруг услышал Шунсуй голос совсем рядом и повернулся. Рядом стоял парень с совершенно белыми волосами. Он открыто улыбался и ровно держал спину. Кто-то из аристократии.
- Да, - улыбнулся в ответ Кёораку. – Не очень тут весело.
- На званых вечерах такого типа обычно всегда так, хотя редко такие посещаю, - улыбнулся незнакомец. – Ах, да. Я не представился. Укитаке Джоуширо.
Беловолосый протянул ему руку.
- Кёораку Шунсуй, - рукопожатие вышло крепким. Даже и не скажешь, что парень обладает такой силой, хотя внешне выглядит скорее болезненно.
- Наслышан о твоем клане, - улыбнулся Укитаке. – Так пышно праздники никто не справляет.
- Это мама, - махнул рукой Шунсуй. – Отец у меня бывший военный. Наверное, поэтому я здесь оказался.
- Что-то ты не очень радостно рассказываешь, - заметил Джоуширо.
- Меня сюда отправили силой. Я можно сказать невольник, - сознался Кёораку. С новым знакомым хотелось разговаривать. Мягкая улыбка и взгляд из-под прикрытых век, располагали. Однако не редко за таким вот милым личиком скрывалось что-то не очень приятное.
- Это грустно, - вздохнул Укитаке. – А я наоборот сам рвался сюда. Надоело сидеть без дела.
Кёораку тихо фыркнул. Скука все нарастала.
- Хочешь, покажу тебе одну игру, Укитаке-кун? – вдруг спросил Шунсуй. Глаза сверкнули азартом.
- Давай, а какую? – заинтересовался Джоуширо. Нет, этот парень Кёораку явно нравился.
- Смотри, берем орешек, - Шунсуй выбрал из кучки тот, что покрупнее и на пару шагов отошел от стола. – А теперь выберем жертву…
На глаза снова попался самодовольный Кучики. Вот пускай он и будет.
- А теперь нужно прицелиться, - Кёораку зажмурил один глаз.
- Ты с ума сошел? – понизив голос, одернул его Укитаке. Однако орешек уже полетел в цель, а в точности отпрыск клана Кёораку натренировался еще в десять лет своей жизни. Старший Кучики отшатнулся в сторону и толкнув тем самым какую-то девушку. Та чуть не захлебнулась и обернулась на нарушителя ее личного пространства. Девушка оказалась той самой из клана Шихоуин.
- Может хоть чуть-чуть веселее будет, - хмыкнул Шунсуй, беря новый снаряд. Может быть, здесь тоже будет весело.

Кёораку даже не представлял, что так полюбит учиться в Академии. Однако так оно и было. Ходил на свидания по три раза на дню, а вечерами Укитаке, как друг и сосед давал переписывать лекции. С Джоуширо они довольно быстро сдружились. Он был приветлив, дружелюбен, спокоен, но одновременно оказался опасным противником. Яма-джи, как называл его Кёораку, нередко хвалил Укитаке, а Шунсую только говорил, что если бы не бестолочь, надолго засевшая в его голове, то тоже цены бы не было. И буквально после второй сессии, усталый и измученный умственным и физическим трудом Кёораку, с порога упав лицом в подушку, увидел странный сон…

На палубе корабля было пустынно. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилался океан. Где-то вдали кричали чайки, а ветер только слегка колыхал зеркальную поверхность воды, в котором отражалось голубое небо. Паруса корабля были убраны. В такой штиль не имеет смысла их поднимать. Однако, где же все? Шунсуй еще несколько минут озирался и привыкал к необычной обстановке.
- Эй, есть тут кто? – подал голос Кёораку. Ответом ему был скрип досок.
- Эй! – снова позвал он. – Эгеге…
Тут его вопль оборвал чей-то тяжелый подзатыльник. Кёораку схватился за свою многострадальную голову и отступил на пару шагов.
- Чего так орать? – фыркнула девушка, которая предстала взору Шунсуя. Судя по одежде, она была пираткой с густыми темно-фиолетовыми локонами, собранными в два хвоста по бокам, а венчал прическу костяной «Веселый Роджер». На ней было легкое платье с внушительными сапогами и не менее внушительным вырезом декольте, чтобы можно было задержать взгляд. Поверьте, было на чем. Правда, после взгляд утыкался в рукоять кинжала на поясе.
- А вы кто, миледи? – поинтересовался Кёораку.
- А ты не очень-то вежлив, Шунсуй, - усмехнулась пиратка.
- Миледи знает мое имя. Неужели я так знаменит? – улыбнулся он.
- Я сотню раз видела, как ты окручиваешь девчонок, твои фокусы излишни, - она уперла руки в бока.
- Вот как, - он снова потер ушибленное место. – А почему не поднимешь паруса? Где твоя команда?
- У меня нет команды, я одна на корабле. А поднимать паруса я не спешу. Ветер сюда редко забредает, - ответила она.
- Как странно, - задумался Кёораку. – Дай угадаю, это мой внутренний мир?
Девушка улыбнулась и кивнула.
- А ты выходит мой занпакто? – допытывался он. Снова кивок. – Вот оно что…
- Давай сыграем в одну игру, Шунсуй? – прервала его размышления занпакто.
- В игру? – переспросил Кёораку.
- Да, - кивнула она. – Если выиграешь, я скажу тебе свое имя.
- Я согласен. Что за игра? – заинтересовался Шунсуй.
- На смекалку. Я спою тебе две песни, относящиеся к одному человеку, а ты должен угадать от чьего имени они поются, идет?
- Идет, - кивнул он.
- Когда ветер цветы потревожил,
Духи цветов зарыдали,
И король бурь в небе ожил
И демоны небес закричали.
Ветер лепестки срывает,
И несет их дальше прочь,
А она все равно расцветает -
Небес прекрасная дочь.
Кёораку на секунду задумался.
- Это больше стихи, чем песня, - задумчиво протянул он.
- Молчать, раз сказали песня, значит песня! – вознегодовала занпакто.
- Ладно, давай вторую песню, - примирительно предложил Шунсуй.
- «Веселый Роджер» кажет нам путь
Что нам до забот мирских?
Безумный скелет спляши нам разок
Развесели демонов морских!
- Тебе не кажется, что найти связь между ними нереально? – спросил Кёораку за что получил второй подзатыльник.
- Не выеживайся, Шунсуй. Ты сам согласился на условия игры. Времени у тебя предостаточно, но твой ответ должен быть верным. До встречи!
Потом Кёораку проснулся в своей постели. Недалеко тихо спал Укитаке. Ну, разве мог он, Шунсуй, разбудить друга в три часа ночи из-за какой-то ерунды, верно? А разве разговор с занпакто это ерунда? Вот и именно что нет! Поэтому Кёораку растолкал друга и пересказал ему свой сон, пока еще что-то помнил.
- Джоуширо, ты же умный, помоги! – попросил Шунсуй, строя щенячьи глазки.
- Это твой занпакто, я думаю, что она хотела бы, чтобы ты сам нашел верный ответ, - и с этими словами снова отвернулся.
- Так и сказал бы: «Какого меноса будишь меня посреди ночи?!» - надулся Кёораку.
- Ну, это было бы невежливо, - улыбнулся ему Укитаке.

Обычно ленивый на учебный процесс Кёораку начал засиживаться в библиотеке, как посоветовал ему Укитаке. Нельзя было спасовать перед занпакто, ведь это игра. А больше, чем играть, Шунсуй любил выигрывать. Так уж оно заведено.
- Яре-яре, ты все еще тут? – Джоуширо прислонился к стеллажу. Кёораку поднял взгляд.
- Да, - несколько натянуто засмеялся он. Укитаке протянул ему книгу, которую держал в руках. – Что это?
- Это Манъёсю, - ответил Джоуширо. – Я попросил, чтобы выслали из библиотеки моего клана. Полное издание. Тебе может помочь.
Кёораку посмотрел на книгу в темно-зеленой корке, а потом улыбнулся другу:
- Спасибо.

- Нашел что-нибудь? – занпакто лениво кусала из ниоткуда взявшееся яблоко.
- Пока ничего, - сознался Шунсуй, подумав, что врать своему занпакто было бы глупо.
- Я и не рассчитывала, что ты сразу что-либо поймешь, - она выбросила огрызок за борт. – Сыграем в «Демона тени»?
- Тот, на чью тень наступят, тот и проиграл? – улыбнулся Кёораку. – Давай сыграем!
- Здесь вечный полдень, так что тень будет сложно поймать. Начнем!
Даже спустя много лет, Кёораку всегда вспоминал, что его занпакто всегда очень любила игры. И всегда очень любила выигрывать. В прочем, как и он сам. Вдоволь набегавшись и едва не искупавшись в океане, Шунсуй все же не углядел и подставил свою маленькую тень под каблук занпакто. После чего оба сидели у мачты, распивая бутылку саке, которую она достала из рукава.
- А саке тут ненастоящее? – поинтересовался Шунсуй.
- Бака, это твой внутренний мир, тут все не настоящее. Хотя воду ты вполне можешь потрогать и она будет мокрой и помет чайки у тебя на рукаве тоже будет вонять…
Кёораку только сейчас заметил пятно и принялся вытирать его о мачту.
-… саке тут тоже не очень настоящее, но ты будешь чувствовать его вкус и вполне можешь напиться, - закончила занпакто.
- Вот как…

- Да она только играет с тобой, - улыбнулся Укитаке. – Ты уже созрел для шикая, просто твой занпакто хочет тебя испытать.
- И что мне теперь эти стихи наизусть выучить, чтобы найти правильный ответ? – возмутился Шунсуй, накрываясь книгой. – Нам еще зачет по кидо сдавать. Яма-джи просто зверь.
- Ямамото-сенсей хочет как лучше, ты же знаешь, - одернул его Джоуширо.
- Да второй курс, все дела, - пробухтел из-под книги Шунсуй. – Может, пойдем лучше кидо потренируем?
- Заодно разомнемся.
Не прошло и получаса как на площадке полыхали заклинания.
- О, бог. Маска из плоти и крови, все сущее, взмах крыльев, ты, чье имя Манн, Истина и умеренность, впейся когтями ярости в безгреховную стену грез. Хадо но санджусан, Сокацуй! – голубая молния попала прямо в нарисованную мишень. Укитаке поднялся.
- Неплохо, - усмехнулся Кёораку. – Дай-ка я!
Он встал на одно колено, сложил руки в жесте и начал читать заклинание:
- О, повелитель, оболочка из крови и плоти, всякая тварь, трепет крыльев, тот, кто носит имя человек, ад и преисподняя. Вздымись преграда водная и устремись на юг. Хадо но санджуичи, Шаккахо! – средних размеров файербол ударил чуть левее цели.
- Уже лучше, Шунсуй, - улыбнулся Джоуширо.
- А я и без заклинания могу! Гляди! – загордился Кёораку.
- Погоди, это опасно! – воскликнул Укитаке, но разве Шунсуй хоть раз прислушался.
- Хадо но санджуичи, Шаккахо! – растущий у него на ладони файербол и не подумал отрываться от нее и взорвался прямо там.
- Шунсуй! – заволновался Укитаке. Дымное облако рассеялось, и Кёораку ссыпался на траву. – Шунсуй, ты как?
Он приоткрыл глаза и увидел склонившегося над ним Джоуширо.
- Ничего себе шарахнуло, - он улыбнулся и сел.
- Тебе повезло. Барьер реацу снизил урон, - нахмурился Укитаке.
- Да все нормуль, - отмахнулся его друг. – Пара пустяковых ожогов.
- Ничего смешного, Шунсуй! Не каждый раз тебе будет так везти!
- Не волнуйся ты…
- Да ты не… кха… - Джоуширо вдруг зажал рот ладонью и начал кашлять. Кёораку тут де подскочил.
- Джоуширо, что с тобой? Эй, Джоуширо! – Укитаке отнял руку от лица. На ней была багрово-красная кровь.
- Я переволновался, такое бывает, - ответил Укитаке.
- Это не смешно, Джоуширо, - Кёораку выглядел более чем серьезным.
- Я болен, это нормальное явление. Ты сам больше не делай так.
- Да что ты несешь?! – возмутился Шунсуй. – Почему ты мне сразу не сказал? Ты же мой друг!
- Я просто хочу быть со всеми наравне, не надо меня жалеть. За этим я пришел в Академию. Чтобы показать, что я должен не только лежать и читать книжки, - ответил ему Укитаке. Его голос был твердым, а черные брови нахмурены.
- Идиот, вот ты идиот, - усмехнулся Кёораку. – Идем, пусть мне обработают ожоги, а ты отдохнешь.
Укитаке только улыбнулся в ответ.
- Да, идем.

- Как жизнь, Шунсуй? – в очередной раз поприветствовала его занпакто. – Яблочко хочешь?
Кёораку на автомате поймал фрукт, но есть не стал.
- И откуда ты их здесь берешь? – удивился он.
- Оттуда же откуда и саке, - фыркнула она. – Как там дела на поверхности?
- Ты меня только за этим сюда вытаскиваешь?
- Ну, мне тоже бывает скучно, - ухмыльнулась занпакто. – Ну, так что?
Шунсуй присел на борт.
- Мой друг серьезно болен. Давно уже, - ответил он.
- И он тебе об этом раньше не рассказывал, так? – поинтересовалась она.
- Нет.
- И ты из-за этого переживаешь?
- Переживаю.
- Шунсуй – ты идиот.
- Че? – возмутился Кёораку.
- Мало того, ты еще и влюбленный идиот, - вздохнула занпакто, скрестив руки под своей необъятной грудью.
- Почему это влюбленный? – еще сильнее удивился Шунсуй.
- А с идиотом ты значит согласен, - фыркнула она. – Да все просто. Любишь ты своего друга. И не понимаю, почему это я должна тебе все объяснять.
- Я девушек люблю! – воскликнул Кёораку.
- Значит, ты любишь девушек и своего друга, - вынесла приговор занпакто.
- Я не…
- Подумай сам, Шунсуй. Сейчас основательно подумай и скажи, любишь ты его или нет.
Кёораку замолчал и подумал. Нет смысла ей врать, все равно она все знает.
- Л-люблю, - опустил голову Кёораку.
- Так что ты здесь торчишь? Дуй отсюда и скажи еще раз, только уже адресату, - улыбнулась занпакто. – И в следующий раз без ответа не жду.
Кёораку вышел из дремы прямо посреди коридора. Судя по времени у Укитаке десять минут назад закончилась лекция. Значит он уже в комнате. Чуть ли не сшибая всех по дороге, он вылетел из здания. Из самой Академии до общежития нужно было добираться вдоль стены столицы, где обосновался небольшой базарчик. По дороге Шунсуя привлекла лавочка пестрящая розами всех мастей.
«Куплю ему розу», - решил Кёораку и подбежал к лавочке.
- Желаете роз? – улыбнулась продавщица.
- Да, одну, розовую, - кивнул Шунсуй, выгребая рё из кармана.
- О, роза – это Королева Цветов, вы не ошиблись с выбором, - продавщица вытащила одну из букета. – Поистине цветок самих небес.
- Благодарю, - улыбнулся Кёораку и побежал, но вдруг остановился.
«Небесный цветок – Королева Цветов», - вдруг понял он. Губы расплылись в улыбке, и он продолжил свой путь.
- Джоуширо! Эй, Джоуширо, ты тут? – он залетел в их комнату. Укитаке отложил книгу в сторону и удивленно посмотрел на друга.
- Что такое? – удивился он.
- Это тебе, Джоуширо, - он подошел к кровати и протянул другу цветок. Укитаке принял его.
- Спасибо, - удивленно ответил он.
- Тебе спасибо, - и резким, поверхностным поцелуем впился в его губы, от чего глаза Джоуширо стали еще более удивленными.
- Шунсуй, сдурел? – отпихнул его Укитаке.
- Неа, влюбился, - еще шире заулыбался Кёораку и крепко обнял друга. Пару секунд Джоуширо раздумывал, но потом обнял в ответ.
- Не пугай меня так больше, - шепнул ему Шунсуй.
- Сам дурак, вечно экспериментируешь, да играешь в свои игры.
- Знаю, что дурак, - улыбнулся Кёораку.

- Ну, нашел ответ? – улыбнулась занпакто.
- Нашел, - подтвердил Шунсуй.
- Так скажи же, наконец, мое имя, - она заулыбалась еще шире.
- Ты – Безумная Королева Цветов, Катен Кёкоцу.
Словно в подтверждение прозвучавшему имени красные паруса раскрылись сами собой, а с моря подул ветер, надувая их. На флагштоке затрепетал фиолетовый флаг с «Веселым Роджером».
- Ветер цветы тревожит, духи цветов рыдают, буря в небе грохочет, демон небес смеётся, - сказала Катен Кёкоцу. В ее руках появились две широкие турецкие сабли. – Теперь сыграем в «Демона тени» по серьезному, Шунсуй.
- Ветер цветы тревожит, духи цветов рыдают, буря в небе грохочет, демон небес смеётся, Катен Кёкоцу, - вакидзаси и катана в его руках обратились точно в такие же сабли. – Сыграем.
- Теперь тебе придется играть со мной всю жизнь, Шунсуй. В каждой игре есть правила. И эти правила устанавливаю я.
- В самом деле, Безумная Королева Цветов, - хмыкнул Кёораку. – Однако я выиграл.
- Только в этот раз, Шунсуй. Теперь мы должны выигрывать вместе. Я устанавливаю правила, а ты выигрываешь, следуя им. Иначе когда-нибудь проигрыш обернется смертью, - ухмыльнулась она.
- Такие игры мне по душе, Катен Кёкоцу.
Ответом была только усмешка и звон скрестившихся мечей. Игра началась.

@темы: хлорка, писульки

---

Автор: Арен-тян
Бета:  Beskrainaya Kak More
Фэндом: Axis Powers Hetalia
Название: Небо над Берлином
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Персонажи/пары: Германия, Пруссия
Аннотация: Те двое, что ходят по городу… хоть кто-то догадывается, что один из них призрак прошлого, а второй – ангел-хранитель настоящего?
От автора: отчасти навеяно фильмом «Небо над Берлином»
Дисклеймер: Все принадлежит Химаруе. Увы)

Закрыть глаза…
И там, в глубине, за закрытыми глазами, еще раз закрыть глаза.
Тогда оживают даже камни.

Из к/ф «Небо над Берлином»

- Любишь ты высоту.
Он продолжал смотреть на город и не отвечал. Это было не нужно, он просто смотрел, как все движется, меняется, в то время когда сам он застыл уже навсегда.
- Мне нравится видеть все сразу, - наконец ответил он.
Его собеседник подошел ближе и остановился на расстоянии шага. Он же стоял на самом краю, не боясь высоты, не боясь упасть. Ветер трепал его плащ и он только выше поднял воротник. В глазах его, как и всегда, таилась глубокая тоска.
- Ты всегда смотришь только на эту половину города, - снова подал голос его собеседник. – Почему же?
Снова повисла пауза. Его собеседник не торопил с ответом, он знал, что вскоре его получит и поэтому ждал. Ждал и смотрел ему в спину, взглядом полным сожаления. Сожаления, которое никому не нужно.
- Ты прекрасно знаешь, - наконец ответил он. – Я смотрю на то, что раньше было моим. Сравниваю то, что было и то, что стало. Город очень изменился. Изменились и люди, населяющие его. Я все больше не узнаю свои родные земли.
- Прогресс идет вперед, все неизбежно меняется, как менялось веками. Что-то уходит, что-то возвращается, появляется что-то новое. Ничто… - но он сам прервал своего собеседника:
- Ничто не стоит на месте. Я знаю, - он все еще смотрел на город. – Ничто и никто, кроме меня. Но меня теперь нет, я – призрак. Поэтому у меня нет будущего, нет настоящего. Есть только прошлое. Есть мои воспоминания. Это единственное, что осталось у меня.
Он снова замолчал, и тишину нарушал только ветер, приносящий различные звуки города. Потом он раскинул руки и сделал шаг вперед. Его собеседник спокойно посмотрел ему вслед.
Пруссия поднялся с асфальта и отряхнул с плаща несуществующую грязь.
- Ну как? – Германия уже был рядом. Что ему? Он жив, он существует.
- Как всегда, - ответил Гилберт. – Я не почувствовал ничего: ни боли, ни ветра, даже свиста в ушах. Я не могу рассекать воздух без материи. Я тебе не раз говорил это.
- Но ты все еще здесь, и я не прочь послушать тебя, - спокойно ответил Людвиг.
- Ты пытаешься меня утешить, пытаешься чем-то помочь, но не стоит. Я прекрасно справлюсь один, - Пруссия снова пошел бродить по улицам. Германия, не боясь, отпустил его. Уже прошло достаточно времени, он смирился. И это пугало в нем больше всего. Гилберт действительно стал похож на призрака. Глаза его устремлены куда-то себе под ноги и в них ничего нет, только тоска и пустота.

- Я что-то хотел тебе рассказать.
- Что же?
- Не столь важно, это все равно уже не будет иметь смысла.
- Почему? Я бы послушал.
- Просто я уже умер. Все, что я могу тебе рассказать, ты уже слышал.
- Я еще послушаю.
- Не надо меня жалеть, ненавижу это.
- Я не жалею тебя, я просто разговариваю, это другое.
- Почему?
- Если бы я тебя жалел, я бы делал это только для тебя. А эти разговоры нужны нам обоим.
- ...
- Я не знаю, что буду делать, когда ты наконец исчезнешь. Мне не с кем будет прогуляться по городу, некому уделить несколько часов из своего жесткого графика работы...
- Заведи себе собаку.
- Не собака меня воспитала.
- Я всегда грызся со всеми, стерег свои земли, захапывал чужие, докучал...
- Собака никогда не расскажет мне, что гром гремит, когда Господь злится, что ночное небо усеяно слезами Луны, и что на Солнце живет самая красивая королева. Красивая настолько, что на нее больно смотреть.
- Ты был ребенком.
- Да, я вырос. Но это не значит, что я все забыл... Что мне делать, если ты исчезнешь?
- Молись, чтобы я жил над Берлином, если окажусь на Небесах. Так я смогу слать тебе хорошие сны.

Уже прошло достаточно времени, но Людвиг помнил, тот момент, когда его брат стал таким – призраком прошлого, гуляющим по улицам. Он понял это сразу, он даже почувствовал, что умер, но… не сразу принял это. Людвиг помнил его ярость, его гнев, помнил, как он пытался напиться, но алкоголь уже не брал его. Он больше не чувствовал вкуса, не чувствовал запахов, не испытывал удовольствия от еды или сна, который стал ему не нужен, он больше не мог почувствовать дуновения ветра. Единственным, кто мог до него дотронуться был Германия. И тот помнил горькие слезы, которые лил брат у него на плече, помнил, что не знал, что делать и что ему сказать. Он боялся отпустить Гилберта куда-то одного, всегда был рядом и очень привык к этому. Эти беседы были обязательными для обоих, и Германия безошибочно находил брата в городе. Людвиг начинал задумываться, что эти беседы нужны не сколько брату, сколько ему самому.
И в этот раз Людвиг очень быстро нашел Пруссию. Он снова стоял на крыше, но уже дальше от края и снова смотрел вдаль.
- Зачем-то же я нужен здесь, правда? – спросил Гилберт. – Почему Господь не заберет меня? Если я не заслужил места на Небесах, то мне должно быть уготовано место в Аду, так? Или они еще сами не знают, куда меня отправить, и поэтому я обречен скитаться по Берлину все это время?
Германия слушал. Если бы он только знал ответ на какой-либо из этих вопросов…
- Или это и есть моя участь, вечно смотреть, как меняется мир, все ближе приближаясь к своему краху? – продолжал Пруссия. – Я не знаю ответов ни на один из этих вопросов. Ни на один…
Вдруг он поднял взгляд и посмотрел наверх. Этот жест был новым для него, ведь Гилберт уже давно не поднимал головы или взгляда.
- Я знаю только одно: как бы ни менялся мир, как бы ни менялся Берлин, люди, живущие в нем, его нравы и порядки, небо всегда одинаково. Небо над Берлином не меняется.
Внезапно фигура Пруссии стала размытой, прозрачной. Гилберт повернулся к брату и улыбнулся.
- Я пойду, братишка. Сделай так, чтобы Берлин все также оставался под этим небом, ладно? Я рассчитываю на тебя.
Германия успел только улыбнуться в ответ и кивнуть, прежде чем Пруссия исчез совсем.

@темы: хм..., подарки от писца, хеталька, писульки

---

потырено у  Тэцу. но актуально на данный момент

@темы: из разряда "прямо в точку", бугага

---

В мире животных от Меня Великолепного и Божественного :D

Кто не знает, тому скажу, что я богат на разного рода животинку ну очень разного рода)) причем каждый со своими фишками х)
начнем-с нашу передачу с котэ х) как я писал в одном посте, это ВНЕЗАПНО-котэ, ибо мы его (а точнее ее) нашли, причем на мой др) мне не смогли отказать х) так вот, живет до сих пор, и с апреля месяца мы стали достаточно большие и толстые, но покажу я вам плавный переход от няшного пушистика, к настоящеу зверюге-подростку котэ таки назвали Цири, имя прижилось =)

впалить фотке

котэ показывает всем язык

котэ няшный и сидит на подоконнике ^_^

котэ думает, что небо голубое

котэ увидел жопу с ручками

компактне-котэ

котэ палит на всех как на говно сверху вниз

гипнокотэ

котэ спит (заметьте, котэ стало больше!)

а вообще мы умеем спать по-разному. вот так (вылизываясь во сне)

и вот так (котэ сницо что она балерино )

а это фотка нынешнего котэ во все его ширины, длины и высоты

котэ охотицо

а еще помимо котэ у нас водятся разные животные, которые любят позировать в отличие от котэ
например мой большой друг Колян

всем кажется, что он на все палит как на говно, но он просто по жизни такой, а вообще он добрый и дружит с котэ х) точнее котэ пытаецо с ним дружить, а Коляну на все тихо посрать он тупо не умеет громко
все его любят, ибо он хороший собеседник и всегда вас выслушает)) Родя его тоже очень любит и учится у него взгляду как на говно

а еще у нас водицо жабе, но оно водицо на даче)) у нас на даче вообще че токо не водицо))

даже такие Петросяны

еще есть рыбки, которые отказались от интервью и не позировали для фоток, но не важно, у них траур. недавно помер их собрат, они его помянули и сожрали Коле облом вышел, увы, а то он любит мясцо

@темы: уиии~, местное, бугага

---

не знаю, может кто-то видел, но я открыл себе Америку :D

все потырено у Лилиталь =)

Оригинальный мультсериал «Versus. Хруст без правил», созданный с помощью флеш-анимации, с забавной озвучкой и неожиданной тематикой ждёт Вас на www.tvigle.ru. Когда Вас в очередной раз охватит желание от души похохотать, хорошенько поднять себе настроение и подзарядиться энергией оптимизма, мы будем рады видеть Вас у себя на сайте. Коротенькие серии Versus продолжительностью всего полторы минуты представляют собой маленькие фантастические битвы персонажей, многие из которых всемирно популярны и, можно сказать, стали культовыми. Теперь им предстоит на Ваших глазах определить, кто же всё-таки круче? Губка Боб, Фредди Крюгер, Ниндзя, Наполеон Бонапарт, Супер-Марио из знаменитой компьютерной игрушки и еще целый взвод потрясающих воображение героев делают всё, чтобы доказать каждый своё превосходство над соперником. А как Вам поединок бухгалтера с дизайнером? Версус еще и не такое может продемонстрировать! Наслаждайтесь просмотром мультсериала Версус онлайн на видеоресурсе www.tvigle.ru и следите за развитием событий на местах мультяшных дуэлей! (с) официальный сайт

остальное

@темы: видео, ни о чем, бугага

---

как я обожаю Сибирь!)) утром просыпаешься: теплооо, сооолнце. через 2 часа ливень! холодно, ветер, льет как из ведра!... проходит еще часа два и снова теплооо, лужи, прохладный ветерок обожаю)) а еще завтра 8 градусов обещают полное ололо
и еще, эта гифка сожрала мой мозг

@темы: ни о чем, местное

---

Автор: Арен-тян
Бета: не бечено
Фэндом: Bleach
Название: Кицунэ
Рейтинг: PG-15
Жанр: romance, angst
Статус: закончен
Размер: миди
Персонажи/пары: Гин/Рангику, Хитцугая,
Предупреждение: слеш, возможно ООС Гина
Аннотация: И снова хитрый лис смог всех удивить
От автора: Кицунэ в японском фольклоре означает «лисий дух». Это лисы-оборотни, близкие к демонам, у которых может быть от одного до девяти хвостов, которые вырастают по одному каждые сто или тысячу лет. Они обладают способностью вызывать огонь, появляться в чужих снах и сводить людей с ума. Обычно описываются как обманщики, которые используют магические способности для шалостей. Когда у кицунэ появляется девятый хвост, его мех становится серебристым, белым или золотым, и он получает силу бесконечной проницательности. Еще их называют посланниками Инари – богини изобилия.
ПыСы: В тексте использован текст песни Зимовье Зверей - Ветер
Дисклеймер: прав не имею – это Кубо имеет меня ^_^

Я разменивал радость, как по заученному,
Ничего не откладывая в долгий прок,
Пока ветер, до дыр продувающий Купчино,
Не нагнал меня на выходе из метро.

- Тихо-тихо… - раннее утро, даже патрульные дремлют в это время. Гин отсутствовал не так долго, чтобы что-то изменилось. Его негромкое пение легким эхом отскакивало от стен. Улыбка на лице была едва различима, на щеке застывала свежая кровь. За собой он тащил мертвое тело, которое оставляло кровавую полосу.
- Тихо-тихо,
Кицунэ сюда идет.
Страшно-страшно,
Вдруг он нас найдет?… – напевал Ичимару. Солнце светило почти белым светом. Он остановился посреди площади и взглянул наверх. Главные здания Сейрейтей и белоснежная башня, возвышающаяся за ними. Он открыл гарганту прямо посреди улицы и неужели его не заметили? Нет, сразу же заметили, просто не поднимали шума.
- … Шаг за шагом, хитрый зверь
Ты ему откроешь дверь? – тихо продолжал Гин. Вдруг замелькали тени. Его окружили. Даже сам главнокомандующий спустился. Какая честь. Тут к его горлу Сой Фонг приставила меч и прошипела:
- Двинешься и останешься без головы.
- … Ты ему откроешь дверь? – улыбка Гина стала еще шире.

Налетел, подхватил и вдруг как-то рассеянно
Обнял, ослабив тугие круги,
И печали мои отфутболил к северу,
Где земли безвыходны и наги.

Прошло около трех суток с тех пор, как предатель Ичимару Гин появился, словно из ниоткуда, посреди Сейрейтея с трупом бывшего командира гобантая. Честно говоря, все очень долго не верили в происходящее – снова трюки Айзена? Однако когда были проведены все тесты, указывающие на то, что это действительно труп мятежного гобантай-тайчо, то вроде все пришло в норму. Гина допрашивали насчет Тоусена, но тот лишь, улыбаясь, говорил, что верный пес не выдержал убийства хозяина и решил последовать за ним. На вопрос, кто же убил Айзена, Ичимару вообще не отвечал. Он просто улыбался в своей манере. Не помогало ничего, Гин с улыбкой терпел боль, а когда было невыносимо, кричал, а после всегда смеялся. Он знал, что в живых его не оставят. И все тоже знали, что Гин не обманывается в своих предчувствиях. Казнь должна состояться через месяц. Но…

- Вызывали, капитан? – Рангику зашла в кабинет, где за столом как обычно корпел самый молодой капитан Готея.
- Пришла просьба из двенадцатого отряда. Они просят тебя о помощи. А точнее – о содействии, - оповестил Хитцугая, держа в руках какой-то листок.
- Зачем я вдруг понадобилась Куроцучи-тайчо? – не поняла Мацумото. Тоширо вздохнул.
- Это конфиденциальная информация, но так как иначе нельзя… - начал джубантай-тайчо. – Когда заключенному камеры смертников хотели провести еще один допрос перед его перемещением в специальную камеру для особо опасных преступников, то вдруг обнаружилось, что он… сошел с ума.
- Заключенному камеры смертников? – переспросила Рангику.
- Ичимару Гину, - уточнил Тоширо. – Сначала думали, что он симулирует, но после пары тестов оказалось, что у него серьезное психические расстройство или что-то в этом духе. Я не очень разбираюсь в этом.
- Причем здесь я? – Рангику уже говорила более отстраненно. Хитцугая знал почему. Любое упоминание Ичимару уводило лейтенанта десятого в какие-то только ками ведомые дали сознания. Возможно, она или не могла простить его, или не могла принять то, что случилось. Но всем было ясно – она мечется от одного к другому и все потому, что Гин вернулся. Полностью раскаялся, ответил практически на все, о чем его спрашивали, не оказывал сопротивления. Словно бы пытался просить прощения, зная, что не получит амнистии. Это могло означать только одно – он извинялся не перед Готеем, а перед кем-то еще. И это цепляло Рангику больше всего.
- Ты единственная кого можно было назвать его подругой. Ты знаешь его с самого детства. Он не реагирует на окружающую среду, только поет какую-то песенку изо дня в день, никого не узнает. Возможно, Куроцучи-тайчо считает, что на тебя он хоть как-то отреагирует, - Тоширо говорил тихо, неохотно, пряча глаза в бумаги. Ему был не очень приятен разговор о Гине. - Но если ты не хочешь, то можешь отказаться…
- Передайте Куроцучи-тайчо, что я приду, когда ему будет угодно.

- Мацумото-сан, это крайне интересный случай. У синигами очень редко бывают вот такие срывы… однако мои тесты ничего не дают пока он в таком состоянии…
- А почему этим занимаетесь вы, а не четвертый отряд? – поинтересовалась Рангику. Маюри вдруг пошел куда-то, и ей пришлось следовать за ним.
- Потому что четвертый отряд лечит раны тела. Это его специальность – они все-таки полевые медики. Психическое расстройство они могут лечить только настоем валерианы. Именно поэтому такими тонкими делами занимается двенадцатый отряд, - объяснял джунибантай-тайчо на ходу. – Прошу вас, сюда.
Обходительность Маюри ей сразу не понравилась, но Рангику все-таки вошла в небольшую комнату. Эту комнату от другой отделяло большое стекло почти во всю стену. За этим стеклом была ярко освещенная комната с мягкими стенами. И в углу этой комнаты можно было увидеть фигуру человека. Он сидел, не зажавшись, полулежа, отвернув голову от света. Его губы постоянно двигались. Мацумото почувствовала какой-то укол в сердце, когда увидела Ичимару в таком жалком состоянии. Она вообще его видела впервые после того дня на Сокиоку и не смела посещать его пока он был в камере.
- Что я должна сделать? – спросила после полуминутного молчания Рангику.
- Просто зайдите к нему, посмотрим, как он отреагирует, - ответил Маюри.
- Вы вылечите его? – вдруг беспокойно спросила она.
- Кто знает, - Маюри все так же ухмылялся из-под маски, глядя на фигуру Гина. – Но я попробую. Это крайне интересно…
- Я пойду, - Рангику вздохнула и шагнула к двери и, немного замешкавшись, дернула ручку.

Свет в комнате бил по глазам, что Рангику прищурилась, спасая глаза. Когда хлопнула дверь, закрывшаяся слишком резко, то Ичимару повернулся на звук. Показалось, или его взгляд стал осмысленнее?
- Гин… - Мацумото оборвалась на полуслове.
- Шорох, шорох, шаг, шажок… - тихо начал Ичимару. – Слышишь, кицунэ по лесу крадется?
- Гин…? – Рангику сглотнула. – Ты…
- Шаг и шажочек, дверь на замок…
- …Пусть в нее он не скребется, - автоматически закончила она. Гин высказал интерес.
- Поплотнее закрывай, кицунэ ты не впускай, - продолжал Гин.
- Пусть скребется до утра. Он сбежит, когда придет пора…
- Ты не бойся, не трясись. Кицунэ он там, не здесь.
- Он не сможет к нам зайти, ведь… - Мацумото вдруг оборвалась. – Ведь…
- Ведь ты закрыла дверь? – закончил Гин. Неясно, каким образом, но он уже встал в полный рост, почти прижимаясь к Рангику. Та даже едва дышала.
- Ты напугана, Ран-тян, - тихо говорил он. – Не бойся, спи спокойно.
Его руки легли на плечи и прижали к себе, утешая. Рангику застыла.
- Тихо-тихо,
Кицунэ сюда идет… - вдруг продолжила она.
- Страшно-страшно,
Вдруг он нас найдет?
- Шаг за шагом, хитрый зверь…
- Ты ему откроешь дверь? – Мацумото уловила какую-то странную интонацию в его голосе. Однако Гин вдруг отпустил ее и снова уселся в свой уголок.
- Спи спокойно, Ран-тян, - тихо пробормотал он. Больше признаков заинтересованности Рангику он не подавал. Она вышла из комнаты и села на ближайший стул. Колени просто сами собой подгибались, ее немного трясло.
«Ты ему откроешь дверь?» - мелькнул его голос на мгновение.
«Гин… хитрец, Гин. Что ты снова замыслил?» - думала она.
- Омоширои… - пробормотал Маюри. – Спасибо вам за помощь, Мацумото-сан. Вы…
- Я вам больше не нужна? – оборвала его Рангику.
- Нет, можете идти. Нему вас проводит.
Последний раз, взглянув на фигуру за стеклом, джубантай-фукутайчо ушла.
«Ты ему откроешь дверь?...»

И сказал этот ветер мне, ошарашенному:
"Послушай, мне кажется, нам по пути.
Я в провожатые не напрашиваюсь,
Но надёжнее друга тебе не найти."

Голод – самое тяжелое испытание для руконгайских детей. Если у тебя есть хоть капля духовной силы, то ты мучаешься голодом – многие считали это несправедливым. Что они, пустые какие-то? Рангику не просто мучилась голодом – она умирала от голода. Буквально умирала. До Руконгая ведь недалеко осталось… недалеко…
Маленькой девочке не хватило всего полукилометра, но теперь они стали непреодолимым препятствием. Голод выжал ее без остатка, оставив умирать. Кажется, послышались чьи-то шаги, что-то коснулось губ. Рангику приоткрыла глаза, и когда муть рассеялась, увидела склонившегося над ней мальчика с растянутыми в улыбке губами.
- Ешь, - сказал он, прижимая засохший плод к ее губам. – Если ты чувствуешь голод, то значит, она у тебя тоже есть. Сила.
- У тебя… тоже? – спросила она.
- Да, - продолжал улыбаться мальчик. – Меня зовут Ичимару Гин, приятно познакомиться.
- Гин… какое странное имя…

- Ран-тян, не трясись. Это всего лишь гроза, - сказал Гин.
- Мне страшно, - призналась она.
- Есть вещи и пострашнее грозы. Пустые, например. Как ты станешь синигами, если будешь всего бояться? – улыбался Ичимару.
Рангику только сильнее прижалась к нему, вздрогнув после очередного раската грома.
- Ладно, знаешь легенду про кицунэ? – спросил Гин.
- Кицунэ? – заинтересовалась девочка.
- Да, лисы-оборотни. Они живут очень-очень долго и все время шалят. Они могут пробираться в твои сны и сводить с ума.
- А они страшные? – заинтересовалась Рангику.
- Не знаю, но говорят, они выглядят совсем как лисы, а когда превращаются, то становятся красивыми девушками или стариками, но кицунэ разные бывают.
- Ух ты… а ты сможешь его победить?
- Конечно смогу, Ран-тян, - дружелюбно улыбнулся Ичимару. – Пока я с тобой тебе нечего бояться.
- А ты еще что-нибудь знаешь про кицунэ, Гин? – Рангику была очень заинтересована легендой, которую рассказал ей мальчик. Она даже забыла про гром.
- У кицунэ есть шар, где они прячут свою силу. Если найти этот шар, то кицунэ будет помогать тебе.
- Расскажи еще… - девочка убаюкивалась голосом Гина и сама не заметила, как уснула.

- Снова? – спросил Ичимару, глядя на скривившее лицо подруги.
- Да, - кивнула Рангику.
- Покажи, - Гин решительно направился к ней.
- Все в порядке, просто немного… - девочка пыталась закрыться от него, но Ичимару отбросил покрывало в сторону.
- Покажи, - снова попросил он. Мацумото задрала край кимоно, показывая припухшую коленку.
- Гин, я думаю, что оно пройдет…
- Не пройдет. Надо вылечить, - снова оборвал ее мальчик. – Ты так можешь совсем перестать ходить.
- Но кто вылечит? – спросила Рангику.
- Я знаю кое-кого, - он отошел в угол, копаясь в мешке с их малочисленными богатствами. Наконец он выудил пару серебряных монеток.
- Гин, но это все что у нас есть! – воскликнула она.
- Не надо спорить. Надо тебя вылечить, Ран-тян, - улыбнулся Ичимару, пряча монетки в кармашек. Он встал к ней спиной и присел. – Забирайся.
Мацумото чуть помедлила, но обхватила руками его шею, а он подхватил ее под колени. Весь путь до домика неизвестного девочке целителя прошел в молчании. Было достаточно холодно, близилась зима. Гин шел без передышки. Уже на месте он повернулся к ней и улыбнулся:
- Все будет хорошо, Ран-тян. Я знаю, что тебя вылечат.
И ее вылечили. Только вот потом они голодали почти неделю, питаясь какими-то корешками и просыпаясь среди ночи в полубреду. Было холодно. Неизвестно почему еще никто из них не заболел.
- Гин…
- Что такое, Ран-тян?
- Мне не спится, - призналась девочка. – Спой еще.
- А по-другому ты не уснешь? – улыбнулся Ичимару, садясь. Рангику замотала головой. Мальчик улыбнулся еще шире. Он перебрался поближе, чтобы сохранить тепло и начал петь:
- Шорох, шорох, шаг, шажок.
Слышишь, кицунэ по лесу крадется…
Когда мальчик допел, то Мацумото спросила:
- Гин, а ты не кицунэ?
- Нэ? – хмыкнул Ичимару.
- Ты очень похож на кицунэ, - продолжала девочка.
- Может быть, Ран-тян, - улыбнулся Гин. - Спи спокойно. Тебя больше не потревожат…
И Мацумото уснула. А когда проснулась, Ичимару уже не было рядом. Он всегда хотел стать синигами, получить больше силы. Это был первый раз, когда лис сбежал, и поэтому Рангику отправилась за ним. А потом она привыкла, что он уходит и больше не ходила за ним, слепо прощая ему все, считая, что теперь это ее не касается. Только вот она не привыкла, что лис возвращается. Не привыкла видеть, как он просит прощения. Что взбрело ему в голову снова? Достоин ли он того, чтобы и в этот раз простить и помочь? Рангику не знает. Ей казалось, что она давным-давно перестала понимать этого хитрого кицунэ. Но по иронии судьбы она сейчас единственная, кто понимает его. Стоит ли вернуться? Попросить у Куроцучи-тайчо второй прием, пока он не разобрал Гина по частям и не рассовал по пробиркам…
«Ран-тян, пока я с тобой тебе нечего бояться».

"Смотри, как я манипулирую тучами,
Тасую жетоны дворцов и пивных." -
Так пел он и тихо меня окручивал
Питоньими кольцами продувных.

Я узнал этот ветер, он был мне знаком -
Синий пот и зарубка на южном резце.
Он давно хотел стать моим проводником -
Оборвать мои цепи, обозначить мне цель.

Гину было скучно. И то, что приходилось бездействовать, его изрядно бесило. Все свое время в камере временного заключения он проводил в раздумьях. Это единственное, чем он мог себя занять. Он не знал, о чем думал, когда шел сюда, прямо в руки Готею с трупом Айзена. Ему стало скучно. И еще… он хотел спасти собственную шкуру. Убить Айзена прямо под носом у его верного пса Тоусена, вернуться в Общество Душ… Полное безрассудство, которое, в прочем, было визитной карточкой Ичимару. Почему он солгал Готею? Ха! Расскажи он, что убил Айзена, сбежал от разъяренного Тоусена, который одержим жаждой мщения, и готовит вторжение… Никто бы сначала ему не поверил, а когда бы удостоверились что труп Айзена подлинный, то казнили бы тут же. Ичимару ведь был бы человеком, который смог убить крайне сильного бывшего капитана пятого, а значит он еще сильнее и опаснее самого Соске, а значит надо от него побыстрее избавиться. Только вот они очень преувеличивали силу Айзена. НедоКами легко мог заставить поверить в свою небывалую силу – он был тем еще фокусником. Однако так Сейрейтей был бы готов к вторжению Канаме, только вот отдать свою жизнь за это Гин был не готов. Ему срочно нужен был план, потому что перед мгновенной атакой всех сил арранкаров ослабленный Сейрейтей не устоит. Нужно немного потянуть время до казни, что-то сделать, чтобы спасти свою шкуру и возможно шкуры многих синигами в придачу, которые потом могли бы оправдать его. Найти союзника… Да какой к черту союзник? Все в Готее его ненавидят, потому что он предал их, а может…
Скрип двери и тут же показалась белесая шевелюра Тоширо.
- Ичимару, - бросает он, презрительно щуря глаза. – Тебя ждут на допрос.
- Есть, Хитцугая-тайчо, - фальшиво улыбнулся Гин. Возможно, не все…
И теперь лис скучал, вынужденный изображать слабоумие. Но цели он достиг – увиделся с Рангику, увидел в ее глазах то, что хотел увидеть, дал ей понять, что нуждается в помощи. Осталось только положиться на то, что еще не все потеряно, что за эти сто лет то, что их связывало, не исчезло совсем. Гин не привык так полагаться на людей, но иного выхода не было. Ставки сделаны, на кону все. И что это за новое ощущение в груди? Незнакомое, странное, но узнаваемое. Которого Ичимару всегда избегал, боялся его. Беспокойство за кого-то, привязанность и…
«Успокойся, Гин. Просто нужно немного времени. Она вернется и тогда…» - что тогда, лис не знал. Надо найти хоть какую-то лазейку, ведь все системы защиты и охраны не идеальны. Ничто не идеально. Только вот если она вернется, то, Гин был уверен, это чувство усилится. Ичимару знал, что увидел в ее глазах, даже если об этом не знала она. Он обладал особой силы проницательностью, которая долго ему позволяла играть на струнах чужой души. И он всегда боялся этого. Как чумы. Считал, что ни к чему хорошему это не приведет. Недаром он любил повторять:
«Тот, кто скажет: «любовь так прекрасна!»,
Лишь прикасался к внешнему покрову.
«Как уродлива», скажет тот,
Кто имел безрассудство любить».
Это было одним из его любимых стихотворений. У него были все основания так считать. Он очень боялся любви, и это было бы совсем не понятно неискушенному человеку. Он тогда начал улыбаться. Именно тогда… Так все-таки, что проще: умереть или побороть страх? Что проще, Гин?

"Мне известно всё до последней дроби, -
Говорил он и лезвием лез под пальто. -
Я знаю, что кто-то тебя торопит,
И я даже могу догадаться, кто.

Мне видны два крыла на дне твоей сумки.
Но, послушай, пора уже плавать без ласт!
Оставь эти детские предрассудки, -
Крылья ведь, в сущности, тот же балласт!"

- Дрянной мальчишка, что ты опять забыл возле моего дома? Убирайся к черту на рога! – она была прекрасной. Даже когда кричала. Гин обожал в ней все. Ее голос, ее изумрудные глаза, черные, словно смоляные, волосы, ее губы, светлую кожу, тонкие руки…
- Я сказала тебе больше не приходить! Пошел вон, попрошайка! – кричала девушка.
- Простите, - маленький мальчик вытащил что-то из-за пазухи. – Я хотел подарить это вам.
Девушка смерила сверточек сердитым взглядом и выхватила из рук. Когда развернула, то ее глаза загорелись, и она набросилась на еду. Когда не осталось ни крошки, то она спросила:
- Где ты достал это?
- Украл у торговца, - опустил глаза Ичимару. – Я хотел сделать вам приятное.
Гин молчал, что сам не ел уже пару дней. В последних районах всегда так. Девушка снова посмотрела на мальчика. Светлые волосы, почти белые, с серебристо-фиолетовым отливом и красные глаза. Альбинос. Лет так восемь отроду. И сразу было видно – мальчишка влюбился в нее по уши и способен был на все ради нее.
- Тогда достань мне еще. Тогда я буду довольна, - ответила девушка. – Если будешь приносить мне каждый день, то я не стану прогонять тебя.
- Я попробую, - кивнул мальчишка и убежал. Девушка усмехнулась. Она могла без зазрения совести повернуть его чувства себе на выгоду. Она была местной проституткой – Мияги Харухи. И первая любовь оказалась зла к маленькому мальчику по имени Ичимару Гин. Много раз он получал нагоняи палками от торговцев, сбивал ноги в кровь, убегая, но каждый день доставал для своей обожаемой Харухи угощения. Но в один из дней он вернулся ни с чем.
- Где моя еда, мальчишка? – вознегодовала она.
- Я… я сегодня… - начал заикаться мальчик.
- Что за мина? Куда ты смотришь? Смотри на меня! – вскрикнула она. Гин посмотрел.
- Какой у тебя уродливый цвет глаз! Ты как упырь. И не смей смотреть на меня с такой тухлой миной! Улыбайся!
Ичимару улыбнулся. И вдруг получил оплеуху. Мальчик упал на землю, но тут же поднялся.
- Дуру из меня делаешь?! Естественней! Не забывай на кого ты смотришь и кому улыбаешься!
- Да, Мияги-сама… - улыбнулся Гин. Она прищурилась.
- Теперь верю. Тебе полагается наказание за то, что не принес мне ужин. С сегодняшнего дня ты мой раб. Будешь помогать мне и убираться.
- Хорошо, Мияги-сама…

- Дрянной мальчишка! Где ты был? Почему так долго? У тебя возникли какие-то проблемы?!
«Улыбайся, Гин. Улыбайся».
- Нет, это целиком моя вина. Прошу меня простить, Мияги-сама, - как и ожидалось, последовала оплеуха. Ичимару был готов. Он зажмурился и слегка напрягся. Он заметил, что Харухи хочет ударить второй раз и зажмурился снова, но вдруг пощечины не последовало.
- Молодец. Я так хотя бы не вижу твоих дурацких глаз, - бросила девушка. Проводишь меня до дома того господина и пока мы будем заняты обчистишь его кошелек и остальные вещи.
Гин изумился, что перестал жмуриться и тут же получил удар.
- Я же просила не показывать мне твои уродливые глаза! – крикнула она. – Привыкай к такой практике. Если тебя поймают, делай вид, что меня не знаешь. И еще…
- Да, Мияги-сама? – спросил мальчик.
- Я буду бить тебя всякий раз, когда увижу твои глаза, понятно? И не забывай улыбаться!
- Конечно, Мияги-сама…
Он боготворил ее. Жестокую богиню, которую обнаружил здесь, буквально в куче мусора. Он видел в ней царицу, идеал. Он, в самом деле, считал, что Мияги-сама бьет его за дело. Однако на деле, его богиня была всего лишь проституткой из трущоб, пьяницей и эгоисткой. Настолько жестокой, чтобы играть с жизнью мальчика, который был готов для нее на все. Но, наверное, в этом не было ничего удивительного. С Гином она изредка делилась едой, и тогда мальчик был просто на седьмом небе от восторга. Он пробыл с ней около полугода, пока не случилось кое-что…
Ичимару как всегда ждал ее возле дома, но когда Харухи появилась, она со всей силы ударила мальчика.
- Мелкий засранец! Чертов красноглазый выродок! Крыса помойная! – кричала она и била его. Гин не понимал, чем разозлил богиню. Только вот разлохмаченная, с синяком под глазом, порванном кимоно и растекшимся макияжем, она выглядела совсем некрасиво.
- Ты ублюдочное отродье, попался на глаза одному из моих клиентов! Он заметил тебя! И отвечать пришлось мне! Видишь? – она подтащила его к себе и указала на синяк. – Это все ты виноват! Я не буду кормить тебя неделю! И посажу на веревку как пса! Ты понял, поганец?! Ты будешь моей шавкой до конца жизни!
Гин смотрел и не узнавал своей богини. Ее лицо искажено злобой и гневом.
«Что с ней случилось? И почему тогда она бьет меня? Может она не Харухи-сама?» - думалось Ичимару. Если она не Мияги-сама, то он не мог позволить ей себя касаться. Поэтому вывернулся и отбежал.
- Почему вы бьете меня? – спросил мальчик.
- Ах, ты мелкая скотина! – закричала она. – Не смей обращаться ко мне так! Ты – моя вещь!
Харухи подбежала к Гину и ударила мальчика еще несколько раз, а потом хотела взять его руки в захват, но тот извивался словно змей.
- Отпустите! Отпустите меня! Не смейте прикасаться ко мне! – он выдернул из ее волос что-то и ударил. Вдруг руки, удерживающие его, отпустили, а сама девушка упала. Ичимару взглянул. С открытыми в изумлении, остекленевшими глазами, на земле лежала его обожаемая Мияги Харухи, а из груди у нее торчала острая шпилька. Гин посмотрел на свою руку, на которой осталось немного крови.
«Улыбайся, Гин. Улыбайся. Не дай богине увидеть твоих уродливых глаз».
- Мияги-сама? – спросил он. Девушка не ответила. Ичимару улыбался и смотрел на нее. Безмятежная, спокойная и… красивая как никогда раньше. И он убил ее.
«Улыбайся, Гин. Улыбайся. Богиня любит, когда ты улыбаешься».
- Мияги-сама… - мальчик все еще улыбался и смотрел на нее прищуренными глазами. – Когда вы мертвы, вы так красивы, Мияги-сама…
«Улыбайся, Гин. Улыбайся».
- Но, вы не были богиней, Мияги-сама. Простите, но мне придется оставить вас, - и сорвался на бег, смеясь неясно чему. И бежал долго, пока не упал в какую-то канаву и не провалялся там до рассвета.
«Улыбайся, Гин. Улыбайся».
И после этого он понял, что встреча с лже-богиней была не случайна. Мальчик всегда знал, что ничего случайного не бывает. Из этого он вынес урок – любовь и преданность могут сыграть злую шутку с тобой, только если ты не сыграешь эту шутку с кем-то другим. И еще она научила его улыбаться. И не показывать никому своих глаз, в которых скрыта правда.
«Улыбайся Гин. Все любят, когда им улыбаются. Улыбайся…»

Он толкнул меня в спину, расплющил взасос,
Вдел печальную розу в петлицу ветров,
Резко поднял под купол и плавно понёс
Подвесными тоннелями анти-метро.

Так он нёс меня, нёс и пьянел от важности,
Раздувая меха, раздавая долги,
А внизу удивлялись: как же взять я отважился
Встречный ветер в попутные проводники!

- Нему! – джунибантай-фукутайчо обернулась. – Можно тебя на секундочку?
Мацумото, улыбаясь, подхватила ее под руку и утащила в соседний переулочек.
- Что такое Рангику-сан? – как обычно тихо спросила Куроцучи-младшая. – Что-то насчет завтрашнего собрания Женской Ассоциации Синигами?
- Нет-нет, я к тебе по другому вопросу, - Мацумото несколько посерьезнела. – Мы же подруги, так Нему?
- Конечно, Рангику-сан. Это что-то личное? – спокойно спросила джунибантай-фукутайчо. Впрочем, иначе она не умела.
- В некотором роде, - подтвердила лейтенант десятого. – Мне нужно снова увидеться с Ичимару Гином.
- Но к нему сейчас никого не пускают…
- Поэтому я обратилась к тебе. Мне нужно не более десяти минут, - просила Мацумото.
- Это что-то очень смахивает на заговор, Рангику-сан…
- Нему! Какой заговор? Ты меня просто оскорбляешь! – да, джубантай-фукутайчо была еще той актрисой. Как-то же она должна отпрашиваться у капитана? – Ну, ты же знаешь, что мы с Гином как бы выросли вместе. Он сейчас все равно не в своем уме, а потом его казнят… я просто хотела немного побыть с ним.
Нему отвела глаза. Было похоже, что она не может согласиться.
- Нему, прошу тебя. Это очень важно. Всего десять минут, - Рангику чувствовала, что ее операция на грани срыва. Она просто обязана узнать, что с Ичимару. Да и в какой-то мере она не врала – даже если Гин правда сошел с ума, то она очень бы хотела увидеть его перед казнью. - Пожалуйста, Нему…
- Приходите сегодня к десяти вечера. В это время сменяется охрана. У вас будет около семи минут.
- Спасибо большое, Нему! – радостно улыбнулась Рангику и, быстро чмокнув Куроцучи-младшую в щеку, упорхала в отряд. Спокойнее, Рангику. Еще спокойнее. Не выдай себя.

От ожидания Гин сходил с ума. Ему казалось, что вскоре притворяться слабоумным будет уже не нужно. Поэтому он тихо стукался головой об стену, что эффекта не имело никакого – мягкие стены даже звуки заглушали. Единственное, что помогало отвлечься – это мысли и сон. Но так как Гин и так спал по четырнадцать часов в стуки, то все остальное время корил себя подобное безрассудство. Хотя не его ли это почерк – безумные поступки? Да, но только если эти безумные проступки идеально продуманы. А теперь же он делает то, чего не делал никогда в своих выверенных планах – полностью полагался на другого.
«Черт, Гин, как ты мог допустить такую оплошность? – ругал он себя. – Что Рангику сделает? Возможно, она до сих пор мечется. Но она пока единственная кто может вытащить меня и еще много тысяч задниц из-за порога преждевременного перерождения».
Ичимару устал думать. Он сегодня вымотался раньше обычного. И поэтому провалился в легкую дремоту. Из этой дремоты его вывело ощущение, что в комнате кто-то есть.
- У вас чуть меньше семи минут, Рангику-сан, - услышал он шепот, а потом в комнату зашла Мацумото. – Прошу вас, побыстрее, иначе нас могут обвинить в заговоре.
- Успокойся, Нему. Все в норме. Задержи этих охранников какими-нибудь проверками, если что, - ответила на это джубантай-фукутайчо и закрыла дверь. Гин услышал легкий вздох облегчения. Он не подавал виду, то не спит, хотел посмотреть, что будет делать Рангику.
«Акане… твое сердце так стучит, что я его даже здесь слышу, - ухмыльнулся про себя Ичимару. – Ты волнуешься, Ран-тян. Однако ты здесь, а это о многом говорит».
- Гин… - тихо окликает его Мацумото. Он все еще притворяется спящим. – Гин, я знаю, что ты не спишь. Ты духовную силу слишком остро чувствуешь.
Ичимару приоткрыл один глаз.
- Ты меня подловила, Ран-тян, - ухмыльнулся Ичимару.
Она вздохнула.
- Я так и знала, что ты не псих, - она скрестила руки на груди. – Хотя в какой-то мере все-таки псих.
- Все люди немного не в своем уме, Ран-тян. Не будь так строга со мной. Ты ранишь меня в самое сердце, - ухмылка Гина просто сочилась иронией, но как ни странно вполне предрасположенной к беседе, а не ядовитым сарказмом. Но это было очевидно – Рангику могла его вытащить.
- О чем ты думал все это время? Когда сбегал с Айзеном, когда вернулся с его трупом, когда изображал слабоумного… - Мацумото вдруг прервалась, уверенная, что Ичимару не ответит на ее вопросы. В прочем, не так уж она оказалась и неправа.
- Почему вернулся? – Гин изобразил задумчивость. – Дай-ка, подумать. О, точно! Мне не безразлична моя шкура, а еще твоя шкура и шкуры всех населяющих Общество Душ, как бы ни неправдоподобно это звучало из моих уст.
Рангику прищурилась.
- О чем ты? – спросила она.
- Как думаешь, кто убил Айзена? – еще шире ухмыльнулся Ичимару. – Это сделал я…

- Куроцучи-фукутайчо, - Нему обернулась на голос. Позади нее стоял несколько уставший капитан десятого. Как он смог так незаметно оказаться в лаборатории, младшей Куроцучи оставалось только гадать. К тому же она вспомнила, что Рангику-сан все еще в комнате Ичимару Гина.
- Добрый вечер, Хитцугая-тайчо, - поздоровалась девушка. – Вы по какому-то делу?
- Скорее по двум, - слегка ухмыльнулся Тоширо. – С сегодняшнего дня меняется охрана у Ичимару Гина. Теперь за нее ответственен десятый отряд. Я решил лично провести дежурство.
- Простите, но сначала вам нужно пройти кое-какие тесты и проверки, - соврала, даже не моргнув глазом. Выдержка Нему всегда была на высоте. В какой-то мере спасибо Маюри за это.
- Не слышал, что ввели какие-то тесты, - нахмурился Хитцугая. – Но раз нужно…
- Пройдемте за мной, - Куроцучи-младшая повела капитана десятого куда-то вглубь лабораторий. – Вы сказали, что пришли по двум делам. Какое же второе?
- Не думаю, что это такая уж аномалия, но я уже битых четыре часа не могу найти лейтенанта, - хмыкнул Тоширо, ухмыляясь.
Они не могли видеть, слышать или почувствовать мелькнувшую за их спинами тень…

Рангику металась по комнате. История, рассказанная Ичимару, не укладывалась у нее в голове. И причины, и доказательства, приведенные старым другом, казались какими-то размытыми. И только поэтому Мацумото верила им, хоть и не могла смириться. Она знала – чем глупее оправдание из уст Гина, тем оно правдивее.
- Ты видела Шинсо? – вдруг подал голос Ичимару.
- Мельком. На подставке в соседней комнате, - Рангику ответила на автомате, сползая по стене. – Я все еще ничего не понимаю.
- Ран-тян, тебе и не нужно, - улыбнулся Гин. – Просто помоги мне, и я сам все сделаю. Агась?
- Не «агась», - одернула его Мацумото. И когда она успела так начать волноваться за лиса? Бутылочку саке бы сейчас, и все печали забудутся. – Ты намерен в одиночку отразить армию Тоусена?
- Ну, я еще не то могу, Ран-тян, - он придвинулся прямо к ней, наваливаясь плечом. – Мне просто нужно знать – Можешь ли ты доверять мне?
- Когда-то могла. И жизнь свою могла доверить, а сейчас… не знаю, - она отвернулась. – Ты всех предал.
- Не правда, - его голос понизился до шепота. – Тебя я точно не предавал.
Рангику непроизвольно вздрогнула. Чертов кицунэ.
- Так доверь же мне сейчас… - его дыхание обожгло ухо, - свою жизнь, Ран-тян…
Она повернулась, чтобы встретиться с гипнотизирующими багровыми глазами. Было невыносимо находиться так близко. И невозможно отодвинуться. В полужестком поцелуе они словно хотели выпить друг друга до капли, утоляя невыносимую жажду. Жажду друг друга…
Вдруг Гин оторвался и отпрыгнул в сторону. На лицо Мацумото брызнули горячие капельки крови. Когда она смогла, наконец, осознать, что происходит, то увидела только, как Гин бросился на неизвестного нападавшего. Ичимару оставлял за собой дорожку крови. В его боку была серьезная рана. Гин вытолкал арранкара в открытую дверь и прижал к стене. Как по волшебству в руке вдруг почувствовалась знакомая рукоять. Меч словно примагнитился через всю комнату к хозяину.
- Икоросе, Шинсо!
- Гин…
Вдруг заорали сирены и Рангику, которая осталась в комнате оказалась в ловушке. Она прижалась к прутьям решетки, которая перегородила дверь и крикнула:
- Уходи, Гин!!!
Ичимару бросил на нее быстрый взгляд и помчался прочь по коридору, зажимая кровоточащий бок рукой.
- Беги, кицунэ…
Тело арранкара словно испарилось, не оставив даже капли реацу или крови. Наверное судьба столкнула Ичимару в коридоре с Тоширо, который побежал на шум.
- Ты… - лицо молодого капитана исказилось ненавистью, и он уже почти схватился за Хёринмару, как Гин бесцеремонно схватил его за запястье и поволок за собой.
- Отпусти меня! Предатель! – заорал Хитцугая, пытаясь вырваться из захвата. Возле входа в канализации под Сейрейтеем, который оказался за несколькими поворотами, Гин прижал к мальчишку к стене.
- Хитцугая-тайчо, если вы сейчас не пойдете за мной и не поможете мне, то возможно мы уже никогда не увидим вашего лейтенанта! – быстро сказал он. Ухмылки как не бывало, из бока капала кровь, Гин часто дышал. Тоширо задумался всего на пару секунд, но этого ему хватило. Он помог отвалить плиту, и они оба спрыгнули в темные зловонные тоннели. Капитан не понял, что заставило его так поступить. Поверить предателю. Наверное, ощущение того, что Мацумото, в самом деле, грозят серьезные неприятности и одними силами капитана с ними никогда не справиться. Поэтому Тоширо решил помочь человеку, которого так сильно ненавидел. Что ж, кто ищет легкие пути, заранее обречен на поражение.

ЮПД: долгожданная прода! обещаю в ближайшие дописать)

Звёзды ловко звенели своими подковами,
Купоросили космос, сметали икру,
Но, чем надёжнее ветер меня упаковывал,
Тем бессмысленней небо валилось из рук.

Яркий свет, люди закрытые бумажными перегородками и на каждой числа. Сорок три числа и трое старейшин на возвышениях. А когда-то здесь царил кровавый ад. Рангику не уютно. Совет Сорока Шести ей никогда не нравился.
- Назовите свое имя и звание, офицер, - раздался голос из-за одной из ширм.
- Мацумото Рангику, лейтенант десятого отряда Готей 13, - без запинки отвечает она.
- Вы знаете, что вас обвиняют в нападении на заключенного камеры смертников, Ичимару Гина, а также на капитана десятого отряда, Хитцугаю Тоширо? – спросили из-за другой ширмы.
- Это клевета! Я не совершала никакого нападения! – возмутилась Мацумото.
- К порядку! – прервали ее. – Здесь вы отвечаете на наши вопросы.
- Вы были обнаружены во время тревоги запертой в камере Ичимару Гина со следами его крови на одежде и лице. Также в расположении в то время прибывал Хитцугая-тайчо, который бесследно пропал. Что вы можете сказать в свое оправдание?
- Я не делала этого!
- В таком случае, что вы делали в камере Ичимару Гина? – раздалось из-за третьей перегородки.
- Я… - Рангику оборвалась. И так, и так она виновна в преступлении. – Я не покушалась на жизнь Ичимару Гина и не имею никакого отношения к исчезновению капитана Хитцугаи. Я просто…
- Что вы делали, лейтенант Мацумото?
- Я пыталась помочь ему сбежать, - опустила она взгляд. Лучше уж так.
- Вы обвиняетесь в предательстве. Ваши слова это только что подтвердили. Вас возьмут под стражу, а после вы узнаете свой приговор.
- Понятно, - опустила голову она.
- Увести ее.

В канализациях было темно, мокро и пахло далеко не леденцами. Ичимару потерял сознание буквально через несколько минут, так что Хитцугае пришлось подхватить его. Он с трудом подавил желание добить лисьего ублюдка, только вспомнилось перекошенное болью лицо и слова: «Хитцугая-тайчо, если вы сейчас не пойдете за мной и не поможете мне, то возможно мы уже никогда не увидим вашего лейтенанта…»
- Дерьмо, - выругался Тоширо. Вспомнив лечащее кидо с третьего раза, он принялся лечить врага, ругаясь сквозь зубы. Он не знал, причем здесь Мацумото и как Ичимару смог сбежать, но этот предатель расскажет ему. У Гина нет другого выбора. Лечащее кидо не выходило. Тоширо сбивался то на второй, то на третьей формуле. Реацу, призванная уничтожать никак не хотела выливаться в созидающую силу. Но хотя бы кровотечение прекратилось. В соседнем туннеле раздались голоса, и Хитцугая спешно спрятал реацу. Пришлось еще на всякий случай закрыть Ичимару собой, блокируя и его реацу тоже. Тоширо замер. В ухо ему хрипло дышал бывший санбантай-тайчо, а голоса все не пропадали. Вскоре шаги стихли, как и слабые всполохи реацу.
- Можете меня уже отпустить, Хитцугая-тайчо, - по своей привычке растягивая слова, усмехнулся Гин. Тоширо отпрянул, недовольно фыркнув. Снова послышался шум, и им обоим пришлось уходить. С потолка сорвалась капля.
Кап…
- И что же дальше? – спрашивает Тоширо, скрещивая руки на груди. – Может, сначала объяснишь, во что ты втянул Мацумото?
Гин осматривал рану на ходу.
- Вы пытались лечить меня, джубантайчо-сан? – спрашивает Ичимару, игнорируя вопрос. – Я вижу ожоги от кидо.
- Это не имеет значения, я все равно не смог поддерживать заклинание. Хватит уходить от вопроса. Я ведь могу передумать тебе помогать.
Кап…
- Это долгая история, - отвечает Гин, прихрамывая. На его лбу выступила едва заметная испарина, но он бы ни за что не сознался, что этот темп ходьбы для него слишком быстр.
- Потрудись уж рассказать ее. Путь у нас тоже не очень близкий, - фыркает Хитцугая.
- Для начала нам нужно выбраться из Сейрейтей. Канализации под вторым и пятым отрядами имеют выходные трубы к первым районам.
- Там наверняка стоит охрана, - отвечает Тоширо, а потом резко останавливается. – Это Мацумото помогла тебе сбежать?
Взгляд бирюзовых глаз уткнулся в тяжело дышащего Гина.
- В какой-то мере… - ответил он.
- Ублюдок… как ты посмел втягивать ее?! – разозлился Тоширо. – Ты же знаешь, как она к тебе относится! Так почему, Ичимару?!
- Потому что я отношусь к ней точно так же, - отозвался Гин. – Мы с Руконгая вместе, ты не забыл? А для руконгайских детишек самым важным был человек, которому было можно доверять. Даже после всего того, что я сделал, она все еще доверяет мне. Это и есть то самое, что аристократам никогда не понять. В этом вся соль. Она бы скорее возненавидела меня, если бы я снова утаил от нее что-то, чем если бы из-за меня она попала в камеру как предательница. Она знает, что я это знаю.
Хитцугая смерил его полным ненависти взглядом. Он ничего не мог поделать со своей ненавистью к этому человеку, даже если Мацумото пыталась помочь ему. Он никогда не простит ему и Айзену того, что они сделали с Хинамори.
- А теперь, пока мы тащимся к выходам в Руконгай, расскажи, что за чертовщина творится, - Тоширо снова продолжил путь, словно и не было этого диалога.
- В таком случае, прошу не перебивать меня. Я все расскажу, джубантайчо-сан, а верить мне или нет, это уже ваше решение…

- Рангику-сан! Это, наверное, ошибка! Что произошло? – заволновалась Хинамори, которую чудом пустили к заключенной.
- Прости, Момо-тян, - улыбнулась Мацумото. – Жаль, что посиделки в Женской Ассоциации Синигами пропущу. Там обычно весело. Привет всем ребятам передавай.
- Что происходит, Рангику-сан? Неужели вас казнят? – спрашивала Хинамори.
- Поэтому я и извинялась, - как-то грустно улыбнулась джубантай-фукутайчо. – Есть один человек, который оставляет меня снова и снова, но ради которого я готова попасть за решетку. Хитрый кицунэ ничего не обещает, ничего не сулит, просто махнет хвостом, прежде чем скрыться и шепнет тихое «Прости. Прощай», а я все равно жду и верю ему. Это наверное магия особая, да?
- Вы лучше всех других знаете его. Я никогда не понимала, как вы можете верить ему, как можете ждать, но может это правда магия…
- Не беспокойся за меня, - Рангику поджимает под себя ноги. – Скажи, а Хитцугаю-тайчо еще не нашли?
- Нет, - покачала головой Хинамори. – Он просто пропал. Говорят, что следы его реацу обнаружили в канализациях, где предположительно скрылся Ичимару Гин. Может, его похитили?
- Гин был ранен. У него просто бы не хватило сил, - пробормотала Мацумото. – Что-то здесь не чисто…
- Вы что-то сказали, Рангику-сан?
- Нет-нет, ничего, - улыбнулась она.
- Время кончилось, мне пора, - Хинамори беспокойно взглянула на нее. – Берегите себя, Рангику-сан.
- Все будет хорошо, Момо-тян. Иди, - кивнула ей Мацумото. Когда дверь закрылась, она перевела дух. Так сложно скрыть волнение. Что же произошло? Возможно ли, что ее капитан вдруг стал помогать раненному Гину? Но ведь Хитцугая его ненавидит, он бы скорее добил Ичимару. Что мог хитрый кицунэ предложить ему, чтобы тот вдруг стал его сообщником?
«Что ты снова задумал, Гин?» - вздохнула Рангику.

- Черт… это похоже на бред сумасшедшего! Как мне тебе верить? – воскликнул Хитцугая.
- Я же сказал: ваше право верить мне или нет. Я рассказал как есть, - снова проговорил Гин.
- Ладно, идем. Привал окончен. До выходного туннеля под пятым осталась пара поворотов. Тебя наверняка все ищут, как и меня, - Хитцугая встал. – Кто ждет тебя за стенами Сейрейтея? У тебя есть сообщники?
- Если можно это так назвать… - улыбался Гин.
Тоширо корежило от него. Он чуял, что где-то здесь есть подвох, но он беспокоился за Мацумото. Он пытался понять, что задумал Ичимару, но это был человек, поступки которого не поддавались логике. Хитцугае казалось, что он лишь позволяет заманить себя в капкан. Но иного выхода не было, сориентируется на месте. Даже если придется напасть на своих же, даже если придется помочь этому прохвосту.
- Там охрана, - сказал Ичимару, вслушиваясь во всплески реацу. – Ваш выход, джубантайчо-сан.
Хитцугая вздохнул. Воздух вокруг него стал холоднее.
- Снизойди с ледяных небес, Хёринмару.
Безрассудство. Гин умел им заражать все и вся.

Сердце ныло по нотам, покуда закат
Терпеливо стекал с небоскрёбовых плеч.
И казалось, что, если лететь наугад,
Траектория жизни закругляется в смерч.

- Коммамура-тайчо! – сёдзи хлопнули, и на пороге комнаты появился Тецузаемон. – Синигами из нашего отряда разбиты в канализациях под пятым отрядом.
- Генрюусай-доно предвидел это, но видимо наших бойцов было недостаточно, - вздохнул Коммамура. – Что-то еще?
- Да, - кивнул Иба. – На месте обнаружены следы реацу Хитцугаи-тайчо. Есть подозрение, что это он разбил наших ребят. Возможно предательство.
- Снова? – удивился Сайджин. – И снова десятый отряд. Я даже знаю, что мне на это скажет Генрюусай-доно…
Коммамура поправил хаори, направляясь в выходу и пробубнил себе под нос:
- … «Молодость. Глупая, безрассудная молодость» и усмехнется…

- Рангику-сан… - робкий голос вывел Мацумото из дремы. Она открыла глаза и увидела Изуру, который закрывал дверь камеры.
- Кира-кун? – удивилась она.
- Что с Ичимару-тайчо? – напрямую спросил он. – Не молчите, я обязан знать.
Рангику хотелось улыбаться. Бесконечно преданный капитану Кира. Он так и не смирился.
- Он в порядке. Он снова что-то задумал, - ответила она.
- Он так неожиданно вернулся… вы что-то недоговариваете, Рангику-сан. Чем я могу помочь? Что я должен сделать? – в глазах Изуру была мольба. Он хотел быть полезным. Мацумото было жаль его. Очень жаль. Она должна уберечь его.
- Не нужно, Кира-кун, - ответила Рангику. – Хватит меня одной. Не пытайся помочь Гину, это может плохо кончиться.
- Но вы же…
- Я прошу тебя. Пожалуйста. Не делай этого, - с нажимом попросила она. Санбантай-фукутайчо опустил глаза.
- Тогда у меня есть еще новость для вас. Приговор вынесен. И он несправедливо жесток, Рангику-сан…
- Скажи мне, Кира.
- Так как Сокиоку уничтожен, вас сбросят в одну из старых ям на растерзание пустым. Таков приговор Совета, - Изуру сделал паузу. – Может, я все-таки могу чем-то помочь?...
- Оставь меня. Прошу, уходи.
Кира не ответил. Он вздохнул и вышел из камеры. Тяжело лязгнул замок на двери. Рангику обняла колени, унимая непроизвольную дрожь.
- Гин, помоги… помоги мне, кицунэ…

Руконгай не менялся. Менялись наполняющие его души, немного менялась планировка, но в целом он не менялся. И тем, кто вышел из него, Руконгай будет напоминать о прошлом. О том, что было до того, как получили силу. И чаще всего эти воспоминания не очень приятны. Особенно если так трудно смириться с их существованием.
У обоих – у Гина и у Тоширо – были такие воспоминания. И пробираясь в шунпо по крышам, они ненадолго забывали о том, почему здесь находятся.
Руконгай во много раз больше Сейрейтея, он простирается так далеко, что весь его нельзя рассмотреть даже с очень высокого холма на окраине. А ведь были еще необжитые места: леса, поля, озера. Там часто прорывались пустые, потом уже попадая в последние районы. У каждого в Руконгае, у ребенка и взрослого, у бедняка и у зажиточного горожанина, есть страх перед пустыми. И тех синигами, что пришли в Сейрейтей из-за стен, есть этот страх, который бывает сложно искоренить.
Гин внезапно почувствовал, как у него кольнуло в груди. Он знал, что надо торопиться. Он искал, судорожно искал хоть намек, хоть небольшую зацепку, чтобы найти место, где прячется Тоусен. Они были уже в трущобах, люди на улицах из-за неистового бега обоих синигами, не могли заметить их. Ичимару чувствовал, что Тоширо нервничает. Надо торопиться. На самой окраине он затормозил на одной из крыш и снова прислушался к нитям реацу, глубоко вдохнув. Он молился, чтобы это было то, что он искал. И вот пульсация повторилась. На лице Гина снова показалась широкая усмешка.
- Идемте, Хитцугая-тайчо. Нас ждет встреча со старыми друзьями, - и снова сорвался в шунпо.
Он не ошибся, Тоусен встретил его лично. Было странно, что он не атаковал сразу.
- Ты понимаешь, что пришел на верную смерть, Ичимару? – спросил Канаме.
- Не спеши, не спеши, - улыбался Гин. – Я пришел тебе сказать, что Айзен-сама тобой доволен. Ты верно поступил.
- О чем ты говоришь, тварь? Ты же на моих глазах убил Айзена-сама,- говорил Тоусен.
- Успокойся, я все расскажу тебе и чтобы ты поверил, я принес тебе небольшой подарок, - Гин на мгновение исчез и появился перед Хитцугаей, который прятался в кустах.
- Что ты делаешь, Ичимару? – спросил капитан десятого, но его обездвижили одним из сильнейших бакудо. Вернулся к Тоусену Гин уже со связанным капитаном, который испепелял его взглядом.
- Ты привел мне одного из капитанов? Хитцугаю? – удивился Тоусен.
- Да, Айзен-сама велел мне так сделать, чтобы ты поверил. Он жив и поможет при вторжении. Ты все сделал правильно, - говорил Гин.
- Айзен-сама все продумал, я подозревал. Как хорошо, что он все же жив… - Тоусен сделал паузу. – Но когда? И что делать с ним?
- Его можно убить, но не сейчас. Айзен-сама велел ждать. Я вернусь в Сейрейтей и согласую все с Айзеном. Мы дадим тебе знать, когда пора.
- Каким образом? – спросил Тоусен.
- Не беспокойся, - Гин улыбнулся чуть шире, - ты все поймешь.
На секунду Ичимару приоткрыл глаза и встретился взглядом с Хитцугаей, а потом развернулся и пошел обратно. А Тоширо внезапно понял, что Ичимару лгал. Все, от первого до последнего слова было ложью. Лис умел лгать как никто другой. Потом Ичимару исчез из поля зрения, сорвавшись в шунпо. Он очень торопился.

ЮПД2: ну все, дописал =) ура ура ^^

Научил меня ветер взлетать, когда хочется,
Научил опускаться, когда надоест,
Промышлять добротой, отрабатывать творчеством,
Не жалея, срываться с насиженных мест.

Ичимару Гин не был бы самим собой, если бы не умел обернуть все на пользу себе, даже если это все было против него. Никто не говорил, что Гин выкладывал себе дорогу честно, даже скорее наоборот: не всякий решался поверить ему, только если иного выхода не было. Ичимару не нравился практически никому, никто не знал его достаточно. Только она. И поэтому Гин так извинялся только перед ней, поэтому он мчался по крышам, боясь не успеть.
Он не понимал, как Рангику могла постоянно прощать его и… продолжать любить. Любить не слепо, как бесконечно преданный Кира, а вполне осмысленно, не делать лишних шагов, не напрашиваться. А он не подпускал ее ближе, он не хотел впутывать ее. Это был какой-то замкнутый круг, где они не могли друг друга коснуться. Возможно, Рангику не знала, но Ичимару очень ценил ее. Потому что она знала его лучше, чем кто-либо. Но он сторонился ее, он не показывал ей этого, ведь он был Ичимару Гином. Он любил подкладывать ей загадки без единой подсказки, которые Мацумото всегда решала. Однако, даже если загадка решена правильно, он не покажет ей этого, хотя это значило очень много. Гин всегда был странным. Был скрытным, он был словно кицунэ из лесов. Дух, а не человек. Но Рангику не подозревала, что даже у кицунэ есть привязанности, ведь Гин не жалел ни о чем, совершал безумные поступки, словно ему ничто не было дорого, бросался в омут с головой, чтобы снова выйти сухим из воды. Ведь он Ичимару Гин. Но Рангику, которую уже выводили из камеры на казнь, не могла знать, что приходит время, и даже кицунэ начинают возвращаться. Возвращаться за своими богинями.

Но у самых ворот, где небес оправа
Жжёт живыми пунктирами мёртвых петель,
Я сказал ему: "Стоп. И в ногах есть правда.
Опускай меня, майна! Не могу без людей."

Он исчез так же ветрено, как и возник, -
Не обиделся, просто сверкнул - и ушёл.
Мой стихийный попутчик, полубог-проводник,
Притяжением пущенный на произвол...

Тоширо сидел связанный и судорожно соображал, что же ему делать, как выбраться. В стане врага было не так уж и много народу: около пяти арранкар и Тоусен. Видимо армия вторжения ждала в Хуэко Мундо, чтобы не привлекать внимания. Хитцугая все еще не мог понять, что делает Ичимару. Было ясно, что он спасает свою шкуру, но… он уже был свободен, он мог бежать, зачем ему все это? Мацумото?... Тоширо усмехнулся. Чертов лис. И вдруг почувствовал, что путы ослабели. Он не мог поверить. Это было бакудо, наложенное таким сильным синигами, как Ичимару, оно не могло распасться, значит, он сам распустил его. А это могло означать…
«Не беспокойся, - вдруг вспомнил Тоширо слова Гина, - ты все поймешь».
«Чертов лис!» - Хитцугае хотелось смеяться. Он был почти свободен, он видел открытую спину врага. Кицунэ снова продумал все до последнего шага. Заклинание распалось, поддавшись малому напору, а Тоширо тут же подскочил, хватаясь за меч. Даже пронзая им Тоусена, он продолжал усмехаться.
«Чертов лис, - все думал он. – Чертов хитрый кицунэ».

- Армия вторжения? – Ямамото смотрел на Гина из-под прикрытых век. Ичимару покорно стоял перед ним. – И ты хочешь свободу в обмен на информацию?
- Не совсем, - усмехался Гин. – Я хочу, чтобы вы устроили нам побег. Так все не будет выглядеть, будто бы вы отпустили преступников. А будто бы они сами, - он на секунду замолчал и продолжил, - сбежали.
- Ты понимаешь, что твоя просьба невыполнима? – спросил со-тайчо.
- А если я скажу, что у Канаме-куна в заложниках Хитцугая-тайчо? – Гин знал, что ему не откажут. И ему не отказали. Просто не могли.

Рангику смотрела в черную пропасть перед ней. Еще шаг и она упадет туда. А потом ее просто сожрут. Ужасно. У детей, что вышли из Руконгая, навсегда останется страх перед пустыми. Этого не изменить.
- Вы знаете свой приговор, Мацумото-фукутайчо, - сказали ей. Она кивнула.
«Гин… чертов кицунэ… пусть это будет на твоей совести»…
Вдруг всех заставил замереть шквал до боли знакомой реацу.
- Успела соскучиться, Ран-тян? – Мацумото вскинула взгляд и увидела Ичимару. Что он снова задумал?
- Предатель! Все, хватайте его! – прозвучала команда, но не тут-то было. Куда офицерам низкого ранга тягаться с бывшим капитаном? Рангику ощутила, что ее подхватили и понесли.
- Где все капитаны? Где лейтенанты? Скорее подмогу! – крики стихали, Гин уносил ее все дальше.
- Что происходит, лис? – спросила она.
- Помнишь, я рассказывал тебе легенду о кицунэ? – вдруг спросил Ичимару, и не дожидаясь ответа продолжил: - Я рассказывал, что есть особая сфера, в которой запрятана сила лиса-оборотня и если ее найти, то кицунэ сделает все, что пожелаешь. Так уж вышло, что такой сферой оказалось твое сердце, Ран-тян.
Мацумото давно не видела у него такой улыбки. Улыбки, на которую тоже хотелось ответить улыбкой.

Хитцугая спешил назад в Сейрейтей. Армия вторжения где-то близко, они должны успеть отразить ее, пока полчища пустых не хлынули в Руконгай. Каким было его удивление, когда перед ним появился Ичимару Гин и… его лейтенант.
- Мацумото! Что случилось? Все нормально? – тут же спросил Тоширо.
- Все нормально, тайчо, - почти радостно ответила она. – Жаль, что больше не придется с вами работать.
- Что?...
- Вы хорошо справились, Хитцугая-тайчо, - улыбался Гин. – Подмога уже спешит, встретьте их. И пожалуйста, не рассказывайте никому о том, как все было на самом деле, ладно?
- Но…
- Пожалуйста, тайчо, - попросила Рангику.
- Чертов лис… - снова повторил Хитцугая.
- Благодарю вас, - улыбался Гин. А потом они снова исчезли.
Подмогу капитан десятого и, в самом деле, вскоре встретил.
- Хитцугая-тайчо! Вы живы? С вами все в порядке? – накинулись к нему офицеры из десятого.
- Все нормально. Я случайно обнаружил Тоусена, но мне удалось победить. Быстрее, пока разозленные пустые не прорвались! Скорее, скорее!…
«Считай это прощальным подарком, лис. Тебе и Мацумото», - подумал Тоширо. Он уже подозревал, что больше никогда не увидит их обоих.

Вот таким вот икаром, таким вот кучером
Я вернулся - с нокаутом в полный накал..
И бесцельно бродя по залысинам Купчино,
Поминаемый ветром, негромко икал.

Мать-зима высыпала из траурных пепельниц
Серый снег на гомункулы спящих коммун,
А в трамвайном кольце близоруко белели ниц
Два крыла, уже не нужные никому.

Рождество – отличный праздник. Рукия любила справлять его в Генсее у Ичиго. Выпадал снег, столь редкий в Сообществе Душ и Кучики-младшая любила бродить по заснеженным улицам Каракуры. Прошло чуть меньше года, после переполоха с Ичимару Гином. Он и Рангику бесследно исчезли и их поиски ничего не дали. Армию пустых удалось остановить вовремя, хотя многие пострадали. Это был лучший исход. Вдруг в толпе Рукия увидела знакомое лицо и резко повернулась. Девушка, одетая в пальто, шла под руку с мужчиной, а из под ее берета на спину ложились длинные, медового цвета волосы.
- Рангику-сан? – проговорила Рукия, но уже потеряла пару из виду.
- Кажется, она нас заметила, - улыбнулся Гин своей подруге.
- Ну и что? – засмеялась Рангику. – Рождество, мало ли синигами вокруг? Прятаться что ли от них?
Ичимару не ответил. Мацумото вдохнула холодный воздух.
- Зима вызывает во мне ностальгию, - сказала она. – Кажется, что это снова Тоширо вызвал свой банкай.
- Погоди, пусть все утихнет, - сказал Ичимару. – В Генсее конечно не так весело, но есть и свои преимущества. Люди такие интересные существа…
Рангику улыбнулась. Генсей всегда был домом для беглецов. Слишком много людей, слишком много мест, чтобы спрятаться, чтобы не нашли. Особенно, если купить у Урахары гигай, скрывающий реацу. У Куросаки-старшего вышло тут поселиться на пятнадцать лет, может и у них выйдет?
- Идем, тебе не стоит переохлаждаться, - сказал Гин. – Не хочу, чтобы у нас родился кто-то вроде Куросаки Ичиго, с посмертно отмороженным чувством страха.
Рангику в ответ только снова рассмеялась.

запись создана: 05.03.2010 в 15:37

@темы: хм..., хлорка, писульки

---

Чувствую себя немножко виноватым

так, все, 10 заявок уже 100% есть, теперь осталось дописать все что должен))

ну поехали)) первый для  Эллана Найт Ренджи/Бьякуя

- Уже уходишь? - Бьякуя приводил дыхание в норму. Его ночной гость не ответил и в очередной раз ушел.
Эти свидания в темноте были какими-то странными. Все произошло случайно, на вылазке. Какой-то незнакомый синигами перепутал комнаты в маленьком домике и вдруг... Они ведь никогда не видели друг друга при свете дня. Наверное, так оно и лучше. В размеренной и скучной жизни аристократа это приключение позволяло расслабиться, и он вновь и вновь приходил в маленький домик.
- Кучики, это мой шестой офицер - Абарай Ренджи, - хмыкнул Зараки. - Очень рекомендую его тебе в лейтенанты. Парень сообразительный...
А эти двое не слушали. Смотрели друг на друга ошарашенными глазами и узнавали.
"Так я Кучики Бьякую...? Охренеть" - подумал Ренджи.
"С руконгайским выходцем из одиннадцатого?... Немыслимо" - мелькнуло у Бьякуи.
Зараки вдруг заметил и усмехнулся.
- Что, Абарай, два месяца уже трахаешь и не думал, что в лейтенанты к нему попадешь?
Немая сцена, занавес. Кто мог знать, что тот домик, соседний с тайным жилищем Кенпачи, где он любил проводить время за чашечкой саке...

"Бунт" Литва/Пруссия для [J]Beskrainaya Kak More[/J]

- Россия-сан, вот ваши бумаги, - Литва трясущейся рукой протянул папку Ивану, но та вдруг выскользнула из пальцев, расстелив документы по полу ковром. - Прошу прощения! Я сейчас все подниму!
"Надо же так, прямо перед самой конференцией!" - суетился Торис, собирая бумаги. Мимо, из-за поворота, показались двое, Литва не увидел кто.
- Доброе утро, Людвиг, - поздоровался Россия. - Доброе, Гилберт.
- Взаимно, - услышал Литва голос Германии. Второй замешкался.
"Гилберт... что-то знакомое..." - Литва поднял взгляд и встретился им с рубиновыми глазами Пруссии. Торис тут же его вспомнил.
- Восток, что такое? - обернулся Германия.
- Все нормально, идем, - ответил Байльшмидт и разорвал взгляд. Литва немного замешкался и потом собрал оставшиеся документы, отдав их России. Что-то было во взгляде Пруссии. Что-то такое, что Торис никак не мог объяснить. Словно бы... осуждение?
Литва припомнил их первую встречу. Во времена, когда он был в союзе с Польшей, а Гилберт был главной Ордена тевтонских рыцарей. Неудачно проиграв войну Байльшмидт оказался зависимым от них, но никак не хотел признавать этого, сопротивлялся. И тогда Торису пришлось применить силу. Пруссия был молод, горяч и слишком плохо оценивал свои силы. Но он все равно не сдавался. Отталкивал Литву, плевался, ругался, даже раз до крови укусил в шею, метясь в артерию. Но потом лишь до боли сжимал плечи Ториса, позволяя трахать себя, откидывая голову назад и перед самым концом впился в губы Литву жестким поцелуем. После этого он признал свою зависимость, но в итоге все равно стал сильнее. Пруссия не сдавался, он шел вперед. И только тогда Торис понял значение взгляда. Гилберт не мог понять, как тот, кто заставил его прогнуться, кто заставил признать свою силу и главенство, мог сейчас дрожать и прислуживать. Он не мог этого понять и Литве вдруг стало стыдно. На секунду. Благодаря Гилберту он вспомнил свою былую силу, запал... и вспомнил, что Россия и в то время был сильнее. И поэтому он ни единым движением не дал знать Ивану о своем маленьком бунте.

"Контраст" Ренджи/Бьякуя для  Гдфкф

Ренджи всегда нравилось в капитане то, что он мог сочетать в себе почти не сочетаемое. Силу и хрупкость. Холод и жар. Стойкость и уязвимость. Все это было в нем. И после рабочего дня, на футоне в поместье Кучики, этот контраст был особенно ощутим.
Бьякуя опалял своим желанием, выгибался, стонал. Он выглядел настолько нежным, почти беспомощным, что Ренджи хотелось защитить его, прижать к себе, целовать, ловя вздохи, крики. Чувствовать его жаркое дыхание. И потом, просыпаться одному, тихо собираясь на работу, чтобы встретить глухую стену. Скованные движения, ровный голос. И ни намека на то, что происходит между ними. Словно приснилось. После волны жара, которой опалял капитан, следовала волна холода. Но именно так и закаляют сталь, верно? Этот контраст притягивал лейтенанта, заставлял бредить о возлюбленном.
Кучики Бьякуя мог бы показаться оборотнем, но лишь одно выдавало его. Его выдавали глаза. Кажущиеся холодными они просто пылали, когда он смотрел на Ренджи, и тот чувствовал отголоски той волны, жара, что снова ждала его. Кучики Бьякую невозможно разгадать, лишь только если он сам подскажет. И его глаза никогда не обманывали Абарая. Лейтенант не знал наверняка, так ли это. Он просто чувствовал. Как он чувствовал контраст холода и жара, контраст черных волос и светлой кожи, контраст ночи и дня, которые сочетает в себе Кучики Бьякуя - его любовник.

школьное АУ про Францию, Испанию и Пруссию "Трио лучше чем дуэт" для  Тэцу.

Антонио надкусил помидор.
- Таки я все еще не понял, что случилось.
- Разве? - удивился Франциск. - Взгляни вниз.
Карьедо перегнулся через ограду крыши школы и посмотрел.
- Ну люди, - еще раз откусил помидор.
- А конкретно вон там, чуть левее, возле отличника нашего, - направлял Бофуа.
- Ааа, Лиза. А че он в нее втюрился что ли? - небрежно поинтересовался Тони и снова откусил. Тут же на него уставились взбешенные глаза Пруссии. - А чего я сказал-то?
- Сок томатный вытри с подбородка, а то рубашку запачкаешь, - посоветовал Франциск. - Гил, а ты в самом деле ничего не добьешься если будешь тут торчать. Я не раз предлагал свою помощь, все-таки я ас амурных дел!
Байльшмидт отвернулся и снова уставился на Хедевари.
- Ну вот, он снова нас игнорирует, - вздохнул Франциск.
- Угу, - Карьедо дожевал помидор.
- И за что она так любит этого очкарика? - проговорил Гилберт. - Я же в сто раз круче, чем он.
- Просто ты не ее тип, - развел руками Франция. - Ей видимо нравятся утонченные отличники, с манерами, вежливостью и скрытым одиночеством в душе...
- Это ты о Родерихе? О моем братце? - фыркнул Байльшмидт. - Его два слова описывают: надутый очкарик. И никаких заморочек.
- Да не в этом дело, мон ами, - вздохнул Франциск. - Ты его полная противоположность. И Лизоньке это не нравится.
- Не называй ее Лизонькой! - возмутился Пруссия. - От Брагинского нахватался? И вообще, я мог бы быть как он, но это не круто.
- А ты не хочешь пойти на жертвы ради возлюбленной сеньориты? - усмехнулся Антонио. - Идемте, звонок уже.
- Гил, не тормози, - окликнул его Бонфуа.
- Да-да, иду, - он бросил последний взгляд на спешащую в класс Венгрию, сжал кулаки и тоже сорвался за друзьями.

- Нет, вы видели?! Вон гляди!
- Это новенький что ли? Я его ни разу не видела.
- Да приглядитесь же! Не узнаете?!
- Да, есть что-то знакомое...
- Черт, это же...
Франциск и Антонио только что вышли из класса под общий шум, да так и замерли с дикими глазами.
- Гилберт! - завопили они в один голос.
- Что ты с собой сделал? - продолжил Бонфуа.
- А что? - Гилберт поправил очки. Его было невозможно узнать: волосы зачесаны назад, на носу очки, подмышкой книги, весь ухоженный, причесанный, спину держит прямо.
- Вам что-то не нравится? Я решил больше походить на тип, который нравится Венгрии. И скоро она станет моей! - вдохновенно вещал Пруссия.
- Да ты рехнулся, - выдохнул Карьедо.
- Определенно, - подакнул Франциск.
- А кто сказал, что надо идти на жертвы ради любимой?! - возмутился в несвойственной Байльшмидту манере Гилберт. Да так и ушел.
- Вот мы попали, да? - Фернандес снова словно изниоткуда извлек помидор и откусил.
- Это ты во всем виноват, - вздохнул Франция. - Так бы он пострадал немного и забыл о Лизе, но теперь получит отворот-поворот и это будет на твоей совести.
- Ну вот, опять я виноват! - Испания заел свое возмущение помидором, а Франциск все еще как-то странно смотрел Гилберту вслед.

День шел за днем, а Гилберт Байльшмидт все меньше и меньше становился похож на себя. Оценки его явно улучшились, не стало прогулов, драк и прочих проишествий. Все даже как-то немного загрустили. А вот Елизавета, как ни странно, стала общаться с новым своим "типажом". В один из дней Гилберт и Венгрия ушли из школы вместе. Франциск и Испания проводили их грустным взглядом.
Однако на следующий день Пруссия снова стал самим собой. И по старой привычке прогулял один из уроков с друзьями на крыше.
- Так что случилось-то? - поинтересовался Антонио, в очередной раз жуя помидорку.
- Нет, ты сначала мне проясни, - прервал его Франциск. - Откуда у тебя вечно берутся эти помидоры?
- Это? - спросил Испания, показав свое лакомство. - Это мне Романо дарит, он из класса младше, - он снова откусил. - Так что произошло, Гил? Все же было хорошо, и Венгрия с тобой гуляла.
- Да, вы вчера так вместе ушли... чем кончилось? - спросил Франция.
- Я довел ее до дома и ушел, - ответил Байльшмидт.
- Что?! - почти огорченно воскликнули двое. - И все?
- Да, - кивнул Пруссия.
- Но почему? Все же шло прекрасно, Гил! - возмущался Францу.
- Просто не мое это. Этот маскарад и все такое... - Пруссия лег на спину. - Да и трио лучше, чем дуэт. Да, парни?
В ответ он получил только смех Антонио и одобрительную улыбку Франции.

я вообще люблю писать про детство Людвига, так что это подарок и себе и  Yuki no Yui =)
"Фотография" Германия, Пруссия

Однажды я узнал, что брат хранит старую черно-белую фотокарточку, на которой я еще совсем подросток. Он хранит ее бережно, словно сокровище. И когда я нашел ее во время уборки, то не мог оторвать взгляда. Брат тоже был там, на снимке. И внезапно на меня накатили воспоминания...
- Эй, пацан, ты кто такой? - он стоял надо мной. Сильный, властный, в опущенной руке его была сабля, на плечах камзол и красный плащ, а ветер трепал перо на шляпе. Тогда он казался мне одновременно красивым и пугающим. Даже мальчуганом, без прошлого, без памяти, в рваной одежде, я понимал, что на его руках много крови. Понимал, что сабля в его руке не просто украшение, что она лишила жизни многих, что многих ставила на колени.
- Я задал тебе вопрос, - его голос прозвучал жестко, что я просто обязан был ответить, и ответить правду.
- Я не знаю. Я не помню, - честно ответил я.
Что-то блеснуло в глазах этого грозного человека, и мне на миг показалось, что он знает, кто я такой.
- Мы виделись раньше? - несмело спросил я.
- Возможно, - ответил он. - Мне кажется, что я знал тебя раньше. Теперь это не важно, - он протянул мне руку. - Будешь моим младшим братом.
Он не спрашивал, он констатировал факт. Я кивнул и взял его за руку.
- Я - Пруссия. Гилберт Байльшмидт, - представился он. - Как тебя зовут?
- Я... - вдруг я замялся. Я не знал, как меня зовут. Гилберт заметил это.
- Если ты не знаешь своего имени, то придумай другое, - сказал он. Почему-то я думал недолго.
- Людвиг, - ответил наконец я. - Германия.
Пруссия только усмехнулся.
- Ну, то, что ты Германия, нам еще придется доказать, мелкий.
Я еще не знал, что мне предстоит наблюдать, как увядает мощь и величие этого грозного человека.
Гилберт очень любил сражения. Любил жестокость и кровь. У него было это не отнять, жар битвы кипел у него в крови, был зашифрован в мозгу. Он оставлял меня дома с учебниками и деревянным мечом, а сам уходил рубить головы. Я понимал, что благодаря ему до этого дома не доходит война, что здесь царит спокойствие. Я был благодарен брату за его заботу, за то, что он давал мне. Пруссия сам любил мне почитать на ночь, хотя, бывало, он входил в комнату только вернувшись с поля битвы, в грязном камзоле, с окровавленной саблей. Ему было важно увидеться со мной. За его заботу, за его любовь, я был безмерно благодарен.
Однажды он подарил мне мяч. Такой наполненный воздухом мешок из кожи. Мы с ним играли до полудня, пока не выдохлись совсем. Гилберт начинал проводить больше времени дома. Времена войн отступали, оружие совершенствовалось, я становился старше. И я все четче видел, как он увядает, как он скучает, как... стареет. Гилберту уже много веков, он всегда жил сражаясь. Жил на острие меча, отвоевывая новые земли и защищая свои. Времена менялись, войн становилось меньше, все больше в конфликтах решала дипломатия. Все больше старел Гилберт. Внешне он оставался все так же молод, но в душе... он сам чувствовал, что устарел.
А потом сделали эту фотографию. Ему понравилось новое изобретение, которое могло запечатлеть все что угодно на снимке. Я уже становился самостоятельнее, все больше помогал ему, а потом фактически стал главенствовать. Брат не слишком бузил, он все понимал. Его времена прошли. Лишь только когда я развязал войну, то снова увидел его усмешку, увидел, с каким воодушевлением он взял в руки оружие. Но мы проиграли. даже когда попробовали снова, когда от победы было так недолго, мы снова проиграли, а брат... Брат исчез с карты, стал никем. Теперь уже я заботился о нем, ведь на Гилберте не лежало больше никаких забот.
Но эта фотография была особенной, она хранила воспоминания. Воспоминания о том, как мы встретились, каким сильным и молодым тогда был Пруссия. Она хранила то, что Гилберт потерял. Наверное поэтому он так берег эту фотографию. Фотографию, на которой была запечатлена часть былого величия Гилберта Байльшмидта.

Испания/Франция "Я разгадал секрет победы!" для  Тоник~сан мало, но зато какая идея!

Францию растолкали среди ночи. Не то чтобы он не любил сюрпризы, но он уже мозжечком чуял, что это валяющийся на второй половине кровати Испания, которому вдруг среди ночи пришло озарение.
- Францу! Францу! - толкал его Тони. - Я понял! Я разгадал секрет победы!
- Что? - с неохотой повернулся к нему Франциск. - Ты о чем, мон ами?
- Скоро чемпионат мира по футболу! - вдохновенно вещал Карьедо. - Я понял, как выиграть! Как поднять боевой дух мои парням!
- Ну и как? - Бонфуа был явно не готов к тому, что рассказал ему Испания.
- Осьминог любит желтый! - заявил он.
- Что? Ты о чем? Что ты вчера пил?
- Да нет же! Есть такой осьминог, по имени Пауль! Я подкину кому надо фишку, что он может предсказывать! А он любит желтый цвет! На моем флаге много желтого, поэтому он выберет меня! Именно поэтому я выиграю!
- Ложись лучше спать, мон ами, - отвернулся Франция.
- Францу! Но это так! Вот увидишь! - почти обиделся Испания.
- Да, да, я тебе верю, - "Мне иногда удивительна та чушь, которую он несет!" - подумалось Франциску.
После финала чемпионата мира по футболу в Южной Африке, Бонфуа бился головой о стол, но никак не мог взять в толк, как Тони это удалось...

запись создана: 24.05.2010 в 18:12

@темы: писульки

---

видимо Великий Я не такой и дурак

Я проверил свои знания русского языка и получил пятерку. Сходи, проверься?

@темы: тестня

---

Да услышат же меня!

Воплепост о наболевшем

О, великие мученники! Страдальцы! Те, у кого неразделена любовь, те, у кого внезапно три года назад умер щенок, те, кто влюблен в Билана/Каулица/Макаревича/Пескова и т.д. и т.п., это все о вас!
Да, несомненно, ваша проблема велика как мир, и весь мир должен пожалеть вас! О да, вы совершенно не просите жалости, совершенно не намекаете, что вам так плохо, что вы регулярно пытаетесь вскрыть вены (примерно каждый четверг) или покончить со своим жалким существованием любым иным способом.
Может быть, не меня одного наблюдение подобных "мучнников" тянет в укромный уголок проблеваться и побиться об стенку? Сколько можно наблюдать различного рода несчастненьких, валяющихся в луже кетчупа, барахтающих ножками и ручками? О да, пожалейте их! Они ведь так страдают, они же так несчастны! Весь мир скорее, жалей их! Браво, погорелый театр продолжает ставить спектакли имени одного актера.
Почему никто не может тихо поплакать себе в уголке, на плече у друга/родного/любимого(ой) и в конце концов, успокоиться? Все равно стерпится, слюбится. Вы видели людей, у которых правда горе? Разве они вопят "пожалейте нас кто-нибудь"? В конце концов, есть какие-то этически нормы, нормы морали, нравственности. Если правда есть проблема, то зачем же кричать о ней всем и каждому? Так важно быть несчастным? Успокоенным? Чаще всего проблема высасывается из пальца, просто повод привлечь внимание. Может, меня кто-то услышит? Эй, люди, разве так нужно себя вести? Нужно вешать на кого-то свои сопли, разбрызгивая их на неимоверные расстояния? Это вызывает только отвращение или просто неприязнь, а то и игнор. Если кто и будет жалеть всех "несчастненьких", то вперед.
Не стоит поддаваться жалости, она как наркотик: пользы от нее нет, проблемы не решаются, вызывает зависимость, а в конце концов просто капает людям на мозги. Я кончил. и закурил

@темы: воплепост, ни о чем

---

рад приветствовать у себя целое сообщество  Darkness Rhapsody и  Nare. Winterborn.
располагайтесь =) все удобства к вашим услугам =)

@темы: ПЧ